Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я

благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа: ибо когда я

немощен, тогда силен" (2 Кор. 12, 7-10).

Путь Раскольникова — путь от служения злу к победе над ним. Путь Свидригайлова — путь

служения злу, отчаяния перед кажущимся всевластием зла, отказа от волевых усилий к преодолению зла в

себе.

Тема революционной бесовщины для "Преступления и наказания" — побочная. Теория

Раскольникова, разрешение убийства по совести, выводит познающий разум, отчасти по касательной, к

обнаружившей себя как раз во время работы писателя над романом проблеме политического террора (1866

год — покушение Каракозова), который есть не что иное, как дозволение кровавого преступления ради

благой цели. Правда, Достоевский осмысляет этот вывих души пока вне политической борьбы.

Раскольников не революционер-террорист (хотя — показательно — Разумихин заподозрил в нём ненадолго

политического заговорщика), он и не помышляет о социальном переустройстве жизни, его цель пребывает

на ином уровне мировосприятия.

Нигилистов в романе олицетворяет Лебезятников — в карикатурном облике. Он принадлежит к тем

силам, какие вознамерились спасти мир своим разумением и собственными усилиями — в земном

безбожном бытии. Лебезятников исповедует новомодное для того времени поветрие: он горячо предан

устройству коммун, должных внести в жизнь "прогрессивные" начала. Коммуна, которую декларирует

Лебезятников, есть отчасти пародийное отражение идеальных сообществ, нафантазированных

Чернышевским в романе "Что делать?", отчасти же как бы реальное осуществление хрустального рая.

Такие коммуны создавались горячими энтузиастами именно в реальности. Известнейший пример:

слепцовская коммуна, описанная не без сарказма Лесковым в романе "Некуда". И все они после недолгого

существования распадались, поскольку созидались на песке безбожия, хотя теоретики и практики этого

строительства побоялись догадаться о том. Вообще гипотеза коммунистического будущего именуется по

недоразумению научной теорией, вопреки тому очевидному факту, что даже самые первые лабораторные

опыты при попытке подтвердить реальность прекрасных мечтаний неизменно давали отрицательный

результат.

Лебезятников забавен, но не забавны идейки, спародированные его некрепким умом. Достоевский

исследовал весь их комплекс позднее, в "Бесах", но в "Преступлении и наказании" он пытается прозреть

страшный итог их социально-разрушительных мечтаний: в последнем сне Раскольникова, в одной из своих

антиутопий — в грозном предупреждении России, к несчастью её, не услышанном ею.

Вера Павловна у Чернышевского, помнится, увлекалась сновидениями о грядущей хрустальной

справедливости. Достоевский показал, что она на самом деле могла бы узреть, будь её автор логически

более последователен и проницателен. Сон Раскольникова — блестящая антиутопия; аллегория его проста:

бесы, вселяясь в людей, ведут мир к гибели. Но бесам будет воля там, где люди изгонят Бога из душ своих.

Недаром видит этот сон Раскольников: именно его рассудочные схемы, пусть он о том и не думал в

полноте, оказались близки химерам будущих разрушителей России; ему и выпадает заглянуть в лицо

грозящей реальности, познать следствия его измышлений. Как его признание крови по совести сделало его

душу беззащитной перед бесами, так и приятие в сознание людей страшных теорий революционно-

насильственного изменения мира сделает их бессильными в противостоянии сатанинскому злу.

Вывод несомненен: одолеть зло возможно лишь на уровне личной веры, но не социального

переустройства жизни.

Сербский подвижник и угодник Божий Иустин (Попович) писал, осмысляя творческий опыт

Достоевского:

"Подвигом веры воскрешает себя человек из гроба своего эгоизма. Христоцентризмом подвига веры

он побеждает эгоцентризм своего тщеславного разума, мятежной воли и заражённого грехом сердца.

Человеческий разум, каковым он является в своей эмпирической данности, ограничен, эгоистичен, заражён

грехом, надменен — это то, что должно быть преодолено. Преодолеть и покориться Разуму безграничному,

чистому, безгрешному, вечному, богочеловеческому. Одним словом, — разуму Христову. Это — первое

требование евангельского, православного подвига веры. По убеждению Достоевского обретение веры в

Богочеловека Христа и в загробную жизнь бесконечно важнее обладания сознанием, познанием, наукой".

Так решается у Достоевского вечное противоречие между верой и рассудком человеческим.

Истинно по-православному.

Без веры в воскрешенного Лазаря — всё тщетно.

Но вера в воскрешённого Лазаря бессильна без веры в воскресшего Сына Божия.

5

На постижении Божественной личности Христа были сосредоточены все творческие усилия