Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

Лишённый человеческой сущности безумец — мёртвый Князь Христос...

6

"Не из одного ведь тщеславия, не всё ведь от одних скверных тщеславных чувств происходят

русские атеисты и русские иезуиты, а и из боли духовной, из жажды духовной, из тоски по высшему делу,

по крепкому берегу, по родине, в которую веровать перестали, потому что никогда её и не знали! Атеистом

же так легко сделаться русскому человеку, легче, чем всем остальным во всём мире! И наши не просто

становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак не замечая, что

уверовали в нуль. Такова наша жажда!"

Где вера во Христа, мука о Христе — там рядом и противоположное: страстная крайность

безбожия. Достоевский не мог обойти стороной и этой крайности метаний человеческих. И в атеизме

прозревал он, как можно судить по приведённой здесь выдержке из романа "Идиот", нечто более

сущностное, нежели примитивное богоотрицание, — новую веру своего рода, с которою сопрягают

уверовавшие собственные упования и действия.

В пору создания романа о Князе Христе Достоевский начинает обдумывать роман со слишком

ясным по названию замыслом: "Атеизм". Затем возникло новое название — "Житие великого грешника".

Роман должен был состоять из пяти повестей, каждая из которых посвящалась одному из важнейших

периодов бытия главного персонажа задуманной эпопеи.

По причинам свойства объективного и субъективного "Житие великого грешника" осталось лишь в

замысле, но замыслом этим оказались пронизаны все последующие создания писателя. "Великий грешник"

явил себя позднее в Ставрогине, Подростке, Версилове, в Иване, Дмитрии и Алёше Карамазовых.

Величавая фигура святителя, которого писатель замыслил сделать одним из центральных персонажей,

отразилась в наставлявшем Ставрогина епископе Тихоне, отчасти в Макаре Долгоруком, но прежде всего в

вершинном духовном идеале у Достоевского — в старце Зосиме. Замысел "Жития..." как бы растворился в

них и перенасытил их собою, всякий раз безжалостно ставя перед сознанием читателя предельные вопросы

человеческого бытия в мире. Прежде всего вопрос, мучивший самого Достоевского, — вопрос о

существовании Божием.

Преподобный Иустин (Попович) утверждал: "По Достоевскому все проблемы сводятся к двум

"вечным проблемам": проблеме существования Бога и проблеме бессмертия души. Эти две проблемы

заключают в себе неодолимую, магнетическую силу, которая привлекает и подчиняет себе все остальные

проблемы. От решения "вечных проблем" зависит решение всех остальных проблем, — учит Достоевский.

Разрешение одной "вечной проблемы" содержит в себе разрешение и другой. Они всегда соразмерны. Если

есть Бог — то душа бессмертна, если нет Бога — то душа смертна.

Решение "вечных проблем" — главная мука, которой, вольно или невольно, мучаются

отрицательные и положительные герои Достоевского. В свете этих проблем они подходят ко всем

остальным проблемам. Без этих проблем их нельзя представить, так же, как и самого Достоевского.

"Существование Бога — главный вопрос, — пишет Достоевский Майкову, — которым я всю свою жизнь

мучился, сознательно и неосознанно".

Герои Достоевского — олицетворение этой главной муки, воплощение этого главного вопроса. Их

постоянная забота, их неизбежное занятие — решение этого главного, этого вечного вопроса: есть ли Бог,

есть ли бессмертие? Без этих вопросов они не могут жить, вне этих вопросов они сами не свои..."

А человек может и сам себя поставить перед безумным вопросом: если даже и есть Бог — зачем Он

мне в жизни моей? И лукавый соблазнитель смущает: "и вы будете, как боги" (Быт. 2,5). Если же сами как

боги, то без Бога можно обойтись вполне. Но если без Него можно обойтись, то Его, весьма вероятно, и

вовсе нет. И себя можно поставить на Его место. И на месте Богочеловека возвысит себя человекобог. " —

Он придёт, и имя ему человекобог.

— Богочеловек?

— Человекобог, в этом разница".

В "Бесах" (1871—1872) идея человекобожия становится основой самозванства, владеющего умами

нигилистов-разрушителей. Они не могут не быть самозванцами, поскольку не несут в себе никакой

положительной идеи, лишь идеологию хаоса и погрома. Но притворяются-то они вершителями прогресса.

Человекобог — предтеча антихриста. В конце пути отрицания Христа иного и быть не может.

О человекобожии говорит Ставрогину, центральному персонажу романа, Кириллов, сумевший

довести свою мысль до логического завершения её:

"Если нет Бога, то я бог. ...Если Бог есть, то вся воля Его, и из воли Его я не могу. Если нет, то вся

воля моя, и я обязан заявить своеволие. ...Потому что вся воля стала моя".

Если основная мысль ("Бога нет") верна, то с этой логикой не поспоришь, и все отговорки окажутся

лишь проявлениями заурядной трусости.

"Сказал безумец в сердце своем: "нет Бога". Они развратились, совершили гнусные дела; нет

делающего добро" (Пс. 13,1).

В этих словах Псалмопевца — вся идея романа "Бесы".