Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

Тема обособления (недаром одна из главок так и названа в "Дневнике" за 1876 год) становится

центральной темой, осмысляемой Достоевским. Её писатель касался и во всех своих романах, в той или

иной мере. В уединении рождает свою безбожную идею Раскольников, в разъединении мечутся персонажи

"Бесов", одолеть свою отъединённость от мира стремится Подросток... Лебедев, персонаж романа "Идиот",

кричит, доводя слушателей до негодования, ибо не может одолеть их глухоту: "И не пугайте меня вашим

благосостоянием, вашими богатствами, редкостью голода и быстротой путей сообщения! Богатства

больше, но силы меньше; связующей мысли не стало; всё размягчилось, всё упрело и все упрели!".

"Таинственный посетитель" старца Зосимы как тяжкую боль свою исповедует: "Ибо все-то в наш век

разделились на единицы, всякий уединяется в свою нору, всякий от другого отдаляется, прячется и, что

имеет, прячет и кончает тем, что сам от людей отталкивается и сам людей от себя отталкивает".

То едва ли не главная боль Достоевского: связующей мысли не стало. Прежде всего он сознаёт, что

тут главная кознь соблазняющих мир бесов. "Идея их царства — раздор, то есть на раздоре они хотят

основать его. Для чего же им раздор именно тут понадобился? А как же: взять уже то, что раздор страшная

сила и сам по себе; раздор, после долгой усобицы, доводит людей до нелепости, до затмения и извращения

ума и чувств".

Идеал единства — Церковь Христова, без которой нет и спасения.

Идея воцерковления всего бытия человечества — одна из важнейших у Достоевского. Он указывает

и силы, препятствующие тому. Первая — католицизм. Соблазнённость католицизма привела к отчаянным,

но неистинным попыткам одолеть кризис всеобщей разобщённости; и обнаруживается множество

парадоксальных проявлений того, например, "церковь атеизма", о которой упомянул Достоевский, проводя

аналогию с собственной догадкою, отображённой в сне Версилова: все члены "церкви" непременные

безбожники, а единство основывают на "обожании Человечества". Гуманистическое богоотступничество

может привести и к подобной бессмыслице.

Воздействие западнического соблазна, приведшего к обособлению образованного общества от

почвы народной жизни, то есть от Православия, привело в самой России к успеху разного рода заезжих

проповедников, подобных лорду Рэдстоку, весьма популярному в части русского высшего общества,

претендующей на особую религиозную утончённость. И всё оборачивается лишь большей несвободой

играющего в либерализм человека: "либералы наши, вместо того чтоб стать свободнее, связали себя

либерализмом как верёвками".

Несвобода, идущая от самообособления человека, рождает такие кризисные извращения сознания,

как тяга к самоубийству. Собственно, никуда более замыкание в себе при полном отрицании Бога не может

завести. Тут Кириллов (в "Бесах") был прав: самоубийство есть высшее проявления воли торжествующего

эгоизма; своеволие человекобожия не может иметь более мощного самоосуществления.

Психологии самоубийства Достоевский посвящает целый раздел в октябрьском выпуске за 1876

год, исследуя неизбежный ход мысли человека, отважившегося на неотвратимый исход. В декабрьском

выпуске писатель, анализируя причины самоубийства, вывел как абсолютный закон: "Без высшей идеи не

может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна и именно — идея о

бессмертии души человеческой, ибо все остальные "высшие" идеи жизни, которыми может быть жив

человек, лишь из неё одной вытекают. ...В результате ясно, что самоубийство, при потере идеи о

бессмертии, становится совершенною и неизбежною даже необходимостью для всякого человека, чуть-чуть

поднявшегося в своём развитии над скотами, Напротив, бессмертие, обещая вечную жизнь, тем крепче

связывает человека с землёй".

Любовь к человеку и человечеству, о которой так много рассуждают герои Достоевского, на

безбожной основе неизбежно вырождается в ненависть. Сам автор таким образом разъясняет мизантропию

иных своих персонажей: "...любовь к человечеству даже совсем немыслима, непонятна и совсем

невозможна без совместной веры в бессмертие души человеческой".

Ненависть к человечеству, идущая от мнящейся бессмыслицы жизни, неминуемо повлечёт за собой

и презрение человека к себе, пусть и бессознательное, и самоистребление, для которого именно это

презрение и потребно.

Повторим логику Достоевского: неверие в бессмертие рождает идею о бессмыслице бытия,

отсутствие связующего начала между людьми; это, в свою очередь, приводит к презрению и затем

ненависти к человеку, влачащему столь бессмысленную жизнь; такая ненависть на уровне бессознательном

реализуется и как ненависть к себе и как тяга к небытию.

В суждении о народном характере Достоевский возвращается к своей коренной мысли о