Читаем Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература полностью

первым вступил на тот путь поиска, по которому пошли (не вслед ли за ним?) многие реалисты,

преодолевая реалистический тип мироотображения. Сологуб вошёл в реализм, чтобы преодолеть его,

доведя до гротеска, до абсурда то, что уже было близко к гротеску и абсурду. Гротеск он превращает в

подлинное безумие.

Ибо не сплошное ли сумасшествие — вся эта история, рассказанная в романе "Мелкий бес"?

Реальны ли этот безумный страх главного героя, Ардальона Борисовича Передонова (отравят, ограбят,

убьют, подменят другим...), эти садистские его устремления, "паскудная" его фантазия, эта

гипертрофированная извращённость Передонова и окружающих его людей?

И всё же "сползающий с ума" (З.Гиппиус) Передонов — правда. Правда — как результат

дальнейшего логического развития идей критического реализма. Ибо передоновщина — это откровенное

утверждение того, к чему когда-то робко и с оговорками пытались прикоснуться художники критического

реализма. Отрицание смысла жизни (подмена его суррогатами вроде "борьбы за счастье народа" — тоже

отрицание) — не к такому ли результату приводит? С развитием этих идей к ним добавляется утверждение

гнусной извращённости мира.

Передоновщина — правда. Правда в иной реальности: в реальности бесовского торжества. Это

правда в той системе миропонимания, в которой отвергается даже возможность пребывания образа Божия в

человеке. Это правда безбожного, богоотступнического, апостасийного мира. Сологуб не только развил то,

что было потенциально заложено в критическом реализме, но и обозначил вектор дальнейшего развития: к

постмодернизму конца XX столетия. Он — предтеча постмодернизма. Для Сологуба в передоновщине —

правда бытия, как он видел его. Не исключительный случай, но обобщение бытия видел писатель в своём

персонаже:

"Нет, милые мои современники, это о вас я писал мой роман о Мелком бесе и жуткой его

Недотыкомке, об Ардальоне и Варваре Передоновых... О вас", — писал автор в предисловии ко второму

изданию романа.

Щедро изливается со страниц романа зловонная грязь, откровенная гнусность, маразматические

извращения, мерзость реальной безбожной жизни. Отрицание жизни таит в себе не что иное, как

утверждение смерти — эта истина отчётлива у Сологуба. Есть у писателя сказка, в которой некий рыцарь

побеждает смерть и грозится убить её. Но смерть выставляет своего адвоката — жизнь, и то, что

рассказывает рыцарю жизнь, "бабища дебелая и безобразная", ужасает его, убеждает в необходимости

смерти, заставляет выпустить смерть на свободу. "Мелкий бес" — это и есть рассказ "бабищи жизни".

Порой исследователи пытаются отыскать у Сологуба светлые мотивы и находят. Не хотят того

лишь замечать, что это светлое для него есть измышленное. Он как самосущий творец совершает

сакральный акт: преобразует реальность. А можно и иначе сказать: бежит от жизни в грёзу, которую

подлаживает под реальность.

"Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я — поэт. Косней во

тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром, — над тобою, жизнь, я, поэт, воздвигну творимую

мною легенду об очаровательном и прекрасном".

Так начинает он свой знаменитый роман, одно из несуразных своих созданий, — "Творимую

легенду" (1913). Замысел ее обозначался иначе: "Навьи чары". Он тянулся к языческому, колдовскому, к

чарованию и о-чарованию. Это осталось, но потом идея стала шире в творческом сознании. Сологуб

описывает измышленный мир, который лишь некоторым внешним видимым образом совпадает с

реальностью. Для реальности здесь слишком много несуразностей.

В городе Скородеж, населённом "живыми мертвецами", зреет мечта о преобразовании бытия в

лучшую жизнь. Творцом этой овеществлённой и осуществлённой мечты становится писатель-учёный

Триродов (сакральное число три недаром заключено в его фамилии), создающий утопическую теорию

"Единой миродержавной Воли", мистической по природе и способной изменить бытие. Попутно он

сооружает шар-оранжерею, оказавшуюся одновременно воздушным кораблём, на котором центральные

персонажи в конце всех событий переносятся в королевство Соединённых Островов, где Триродов и его

подруга "социал-демократка товарищ Елизавета" основывают новую правящую династию. Заметим,

королём Триродов был избран заочно и в результате всеобщих демократических выборов. Всё это

переплетается с эпизодами революционной борьбы в России, в которой Триродов и Елизавета принимают

деятельное участие, с описанием политических интриг на Островах, а также с рассказом о сказочной

идиллической земле Ойле — предмете мечтаний Сологуба-поэта. Повествование приправлено также

эротическими мечтаниями, раздеваниями, непонятными намёками на извращения и т.п.

В "Творимой легенде" можно выделить три важные идеи.

Первое: человек мерзок по природе. Рассуждений об этом много. Так автор видит мир.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза