Ведущий поэт "серебряного века" жестоко обвиняет его и себя в нём.
Блок видел причины болезни "иронии" в обострённом индивидуализме. Он не мог не осознать:
интеллигенция "серебряного века" внутренне устремлена к самоуничтожению. Антиинтеллигентским
пафосом переполнены его статьи "Литературные итоги 1907 года" (1907), "Народ и интеллигенция" (1908),
"Вопросы, вопросы, вопросы" (1908), "Стихия и культура" (1909) и др. О всех "исканиях" он высказался
оскорбительно:
"Пожалуй, и не стоило бы говорить о дрянном факте интеллигентских религиозных исканий,
дрянном, как дрянны все факты интеллигентской жизни этой осени: все сбились с панталыку, бродят как
сонные мухи, работать не любят, от безделья скучают".
Блок не может не видеть апостасийности своего времени. Об этом — многие его поэтические
прозрения. Но он ощущает, что в нём самом нет внутренней опоры.
С Вечной Женственностью он, кажется, совершил расставание в символическом акте, о котором
поведал в стихотворении "О доблестях, о подвигах, о славе..." (1908) — о действии реальном или
вымышленном? — для символиста не имеет значения. Портрет (икона) запечатлевший Её облик,
помогавший забыться в земных горестях, оказывается бессмысленным и ненужным и устраняется из
пространства прежнего преклонения и внимания. В стихотворении в символической форме передаются
основные события "ухода" прежнего идеала из жизни поэта: терзания, зовы, грёза сна об утраченном...
Этим стихотворением открывается цикл "Возмездие" (1908— 1913), предваряющий по смыслу
поэму "Соловьиный сад": жизнь совершает своё возмездие отрекшемуся от неё мечтателю. Пока текла
грёза, жизнь незаметно уходила и ушла:
Я, не спеша, собрал бесстрастно
Воспоминанья и дела;
И стало беспощадно ясно:
Жизнь прошумела и ушла.
Ещё вернутся мысли, споры,
Но будет скучно и темно;
К чему спускать на окнах шторы?
День догорел в душе давно.
По поводу этих строк о. Павел Флоренский заметил: "И для человека выпало основное прошение
просительной ектеньи: "Дне сего совершенна, свята, мирна и безгрешна у Господа просим..." Ектения —
схема всей человеческой жизни. Она объемлет всё, что развёртывается на фоне жизненного дня... А здесь
— потух фон, "день догорел в душе давно".
Блок был соблазнён, очарован своими демонами-двойниками. Хотя знал, как соблазняет демон
душу. Он писал об этом в стихотворении "Демон" (1910): вначале посулит неземное блаженство, а затем
бросит, "как камень зыбкий, в сияющую пустоту". Но всё-таки поэт вслушивался в льстивые бесовские
нашёптывания, внушающие вседозволенность.
Быть может, это страшное сознание гибельности всякой мечты остро пронзило его, когда он в
воображении осмыслил трагедию бессмысленной грёзы в стихотворении "На железной дороге" (1910),
незадолго перед тем написанном?
В какой-то момент его охватывает столь трагическое ощущение бессилия, что он начинает
подозревать свою неспособность к собственному восстанию из мертвых:
Нет, мать. Я задохнулся в гробе,
И больше нет бывалых сил.
Молитесь и просите обе.
Чтоб ангел камень отвалил.
Блок предпринял попытку преодолеть символистский соблазн в создании почти реалистической
поэмы "Возмездие" (1910—1911), так и оставшейся незаконченною. Несомненно, сама незавершённость
замысла есть знак хотя бы частичной творческой неудачи поэта. Об этом же говорят исследователи: не
стоит поэту-символисту браться за реализм. Поэма писалась трудно, с остановками, сомнениями. Блок
осваивал пушкинский стих, освоил его успешно, но поэтических открытий не совершил.
В итоге получилась автобиографическая поэма, написанная в строгом духе критического реализма,
с революционным оттенком, привлекающая к себе прежде всего звучным пушкинским слогом.
Несмотря на декларативное заявление о том, что "мир прекрасен", Блок рисует весьма мрачные
картины исторического бытия всех народов. Следует отметить, что именно от блоковых описаний идёт
молва о страшной тьме российской жизни в предреволюционные годы. Блока цитируют усердно и с
наслаждением. Но не болезненный ли взор Блока и ему подобных настраивает и более позднее видение
российской жизни?
Цикл "Родина" (1907—1916) весьма важен для осмысления особенностей понимания Блоком
России. Любовь его к родине несомненна, но каково наполнение этой любви? Для него Россия только
источник душевного подъёма, питающий поэтическую энергию. Не видя духовной основы в русском
бытии, Блок позднее легко сбился поэтому на племенную спесь в поэме "Скифы" (1918). В ней он сказал
много верного и о русской всеотзывчивости (повторив Достоевского), и о внутренней мощи нации, но
выстроил свой дом на песке, не связав всё воедино наднациональной духовной заданностью бытия Руси.
Такое странное у него было отношение к ней.
Поэтическое воображение Блока рождает дотоле неведомый образ: "Русь-жена". Прежде в родине