Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

виделось всегда и всем материнское начало. Теперь это — "жена моя". Всё та же "Вечная Подруга"... Новое

звено в цепи перевоплощений. В цикле "Родина" — эта подруга становится олицетворением непостигаемых

страданий.

Образ жены явлен в поэтических раздумьях "На поле Куликовом". Это гениальное создание Блока,

входящее в цикл "Родина", менее всего есть размышление над историей, над судьбою Русской земли даже,

но отражение внутреннего состояния поэта, для которого давнее событие лишь повод к самораскрытию, к

символизации собственных переживаний, собственных смятенных дум. "Поле Куликово" — это

внутреннее поле поэта, символизированное через историческую (битва) и географическую (поле битвы)

реалии. "Вечный бой" в душе и поиск поддержки для иссякающих сил.

Что в той битве? Борьба нескончаемая страстей в душе? Или борьба со страстями? Поэт призывает

молиться, но покой для сердца отвергает. Клубок противоречий. Ибо покой — сущностный признак

святости, покой во всём составе человека. Молитва необходима для обретения покоя. От всех этих

соблазнов непросветлённые страдания, "кровавый отсвет в лицах", "роковая пустота". И осознание своего

недостоинства...

Когда-то Тютчев видел призвание России в несении Креста, с Которым всю исходил её в рабском

виде Царь Небесный.

Для Блока тягостно такое покорное несение. Он завершает цикл стихов-раздумий о судьбах России

недоуменным вопросом: доколе русская мать будет тужить в своей покорности несения Креста?

Очень скоро этот вопрос найдёт отзыв в поэме "Двенадцать", в которой поэт дал своё осмысление

революции. Революции Блок симпатизировал (хотя и был как будто аполитичен в мировоззрении): ещё в

годы бунтов начала века участвовал в рабочей демонстрации и нёс впереди толпы красное знамя. Как и

Павел Власов. В стихах Блока его революционные чаяния тоже отразились. Например, в "Её прибытии". В

1906 году он написал несколько странное четверостишие "Деве-революции":

О, Дева, иду за тобой —

И страшно ль идти за тобой

Влюблённому в душу свою,

Влюбленному в тело своё?

Диковинная смесь нарциссизма с революционным порывом. И поскольку революция есть Дева, то

она мыслится здесь как своего рода ипостась всё той же таинственной Подруги.

Более серьёзный подступ к теме, позднее зазвучавшей в поэме "Двенадцать" (январь 1918), виден в

одном из стихотворений цикла "Родина" — "Дикий ветер стёкла гнёт..." (1916):

Как не бросить всё на свете,

Не отчаяться во всём,

Если в гости ходит ветер,

Только дикий чёрный ветер,

Сотрясающий мой дом?.

Это прямой ход к началу поэмы "Двенадцать":

Чёрный вечер,

Белый снег.

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек.

Ветер, ветер —

На всём Божьем свете!

Мир — как приводящая в безысходное отчаяние стихия.

После завершения поэмы Блок отметил в Записной книжке: "Сегодня я — гений". Поэма и впрямь

гениальна по форме. Но мало сыщется в русской литературе шедевров более постыдных, чем "Двенадцать"

Блока.

"Мертва духовно, и проникнута поэзией, вот удивительно! — изумлённо восклицал Б.Зайцев. — В

"Двенадцати" есть поэзия, всегдашний блоковский хмель, и тоска, и дикая Русь, и мрак".

Ритмическим богатством, музыкальностью звучания поэма таинственно завораживает.

Музыка... Это слово стало важнейшим в завершающий период творчества Блока. Музыка стала тем

мистическим началом, которое ведёт человека по жизни и по истории. В каком-то смысле это обезличенная

замена идеи Вечной Женственности.

Поэт всегда отчётливо слышит мир, время, события — всё воспринимает через звук. Иначе ему не

быть поэтом. Отношение же к музыке становится у Блока прямо религиозным:

"Вначале была музыка. Музыка есть сущность мира. Мир растёт в упругих ритмах. Рост

задерживается, чтобы потом "хлынуть". Таков закон всякой органической жизни на земле — и жизни

человека и человечества. Волевые напоры. Рост мира есть культура. Культура есть музыкальный ритм".

Вначале была музыка... Аллюзия напрашивается намеренная. Далее как бы подразумевается: и

музыка была у Бога, и музыка была Бог (ср.: Ин. 1,1).

Так он пишет в Дневнике. И дважды записывает: "Ничего, кроме музыки не спасёт". Христиане

думают иначе.

Ради музыки он готов на многие жертвы:

"...требуется действительно похоронить отечество, честь, нравственность, право, патриотизм и

прочих покойников, чтобы музыка согласилась помириться с миром".

Музыка для него — миротворящее начало. Он тянется к космизму, он, ему кажется, находит

универсальное средство творчества. И видна им самим обозначенная для себя (для поэзии) цель —

"утонуть в музыке". Он обрушивается на интеллигенцию за то, что она не понимает музыки, а музыка для

него единственное, что может спасти. Значит, ему ясен ответ на проклятый вопрос "что делать?":

"Бороться с ужасами может лишь дух. ...А дух есть музыка. Демон некогда повелел Сократу

слушаться духа музыки.

Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию".

Итак, для Блока революция и есть музыка. А поскольку дух тоже есть музыка, то и революция есть