Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

т.д.), автор вынужден опуститься на уровень исторически-бытовой, и только в завершающем, четвёртом

акте он возвышается до уровня подлинной мистерии.

Однако К.Р. ставил для себя важнейшей целью, кажется, не воспроизведение исторических

обстоятельств и не психологическую разработку характеров: это образует лишь внешний слой драмы.

Основной заботой автора было переложение православных истин на язык художественных образов. В этом

смысле К.Р. следовал идее Гоголя: театр должен стать вспомогательной ступенью к христианству для

ослеплённого и оглушённого мира, не способного воспринять истину непосредственно из Источника. Сам

К.Р. ещё в раннем стихотворении "Псалмопевец Давид" (1882) утвердил: поэзия предназначена к борьбе со

страстями, к очищению и просветлению души не в нравственном только, но прежде всего в религиозном

смысле.

Быть может, для камерного лирического таланта К.Р. такая задача оказалась не вполне по силам: он

создал талантливую историческую пьесу, но ведь он перелагал не обычный материал, а Священную

Историю. В "Царе Иудейском" множество несомненных достоинств. Но возможно ли вообще создать в

рамках секулярного искусства произведение, достойное встать рядом с Первоисточником? Даже если

использовать тот приём, к которому прибегнул автор, не включая Спасителя в число непосредственно

действующих на сцене лиц?

С другой стороны, если сопоставлять драму К.Р. с символически-отвлечёнными пьесами Андреева

или бесплотно-романтическими драмами Блока, то за ней остаётся бесспорное преимущество: за автором

стоит мудрость Евангелия.

Остаётся сожалеть, что литературное творчество не было основным занятием К.К.Романова: в его

лице "серебряный век" мог получить еще более мощного оппонента. Что ж, видно, такова промыслительная

воля. Должное сказаться — сказалось, а услышать сказанное — в воле человека.

9

"Преодолевшими символизм" назвал акмеистов Жирмунский, ибо они утверждали совершенно

противоположный принцип мировосприятия и отоброжения бытия в творчестве.

Георгий Иванов вспоминал: "После 1905 года вкусы русской "передовой" публики начали меняться.

Всевозможные "дерзания" её утомили. После громов первых лет символизма хотелось простоты, лёгкости,

обыкновенного человеческого голоса". Таким голосом и заговорили акмеисты.

Появление акмеизма связывается в истории литературы с созданием в Петербурге "Цеха поэтов"

(1911—1914), в который входили Н.Гумилёв, С.Городецкий, А.Ахматова, О.Мандельштам, Г.Адамович,

Г.Иванов и др. Жирмунский писал: "Кажется, поэты устали от погружения в последние глубины души, от

ежедневных восхождений на Голгофу мистицизма; снова захотелось быть проще, непосредственнее,

человечнее в своих переживаниях, захотелось отказаться от чрезмерной индивидуалистической

требовательности к жизни, ломающей и разрывающей живые жизненные связи, бытовые узы между

людьми. Хочется быть "как все"; утомились чрезмерным лиризмом, эмоциональным богатством, душевной

взволнованностью, неуспокоенным хаосом предшествующей эпохи. Хочется говорить о предметах

внешней жизни, таких простых и ясных, и об обычных, незамысловатых жизненных делах, не чувствуя при

этом священной необходимости вещать последние божественные истины. А внешний мир лежит перед

поэтом, такой разнообразный, занимательный и светлый, почти забытый в годы индивидуалистического,

лирического углубления в свои собственные переживания".

В формальной логике есть тип определения посредством наглядного примера. Можно ведь долго

словами рассказывать, что такое дерево, но можно и просто указать на какое-либо из многих деревьев.

Точно так же можно просто процитировать такие, например, весьма известные строки поэта Н.

Оцупа:

Я весь во власти новых обаяний,

Открытых мне медлительным движеньем

На пахоте навозного жука...

И сказать: вот акмеизм.

Поэт как бы предлагает вглядеться в реальные проявления жизни, в вещную плоть мира: мол, даже

в столь прозаическом явлении, как навозный жук, может открыться некое завораживающее обаяние, ничуть

не уступающее по силе воздействия всем символическим туманностям и неопределённым грёзам. Нужно не

грезить, а жить. Был предложен иной тип видения мира.

Акмеисты как бы отказались проникать за оболочку видимого проявления бытия (зачем?) но

избранный тип миросозерцания противился и религиозному осмыслению жизни. Художник отказывается

решать духовные вопросы. Он о них часто даже просто не знает. Если он и касается тем религиозного

звучания, то ограничивается прежде внешним вниманием к ним, даже заявляя на словах о духовной

глубине видимого.

Вл. Ходасевич недаром писал о вожде акмеистов: "Гумилёв не забывал креститься на все церкви, но

я редко видал людей, до такой степени не подозревавших о том, что такое религия".

Приблизительно в одно время с акмеизмом заявил о себе футуризм, "искусство будущего" (от лат.