Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

— Верую

величию сердца человечьего!

Но что тут нового? Обычный гуманизм, который не раз уже обманывал человеков и не раз ещё

обманет.

И поразительно прозрение Маяковского, подлинное пророчество, когда он заговорил о жертвах

революции:

Развевались флаги ало

по России-матушке.

Больше всех попам попало,

матушке и батюшке.

Нет, это скорее даже не пророчество: тут его желание, ненависть к главному противнику. Всех

желает поэт вымести, вывезти, уничтожить. Поэзию он ставит на службу революции — окончательно.

11

Творчество Сергея Александровича Есенина (1895—1925) изучено практически досконально.

Поэт предстаёт в сознании любителей русской поэзии как светлый юноша, воспевший чистым голосом

красоту родной земли. О есенинском "половодье чувств" пишут сочинения ученики старших классов. Эта

сторона поэзии его всем известна, а стихи затвержены многими едва ли не все наизусть. Но это не вся её

правда. Поэтому, не оставляя вниманием известное, обратимся более пристально к иному.

В сравнении с конвульсивным творчеством раннего Маяковского поэзия юного Есенина

представляется внутренне умиротворённой и почти гармоничной.

Поэт очень скоро обрёл свой неповторимый голос, освоил собственный мир, в котором ощущал

себя вполне счастливо.

Ему светло было, "хорошо и тепло" в его мире, на родной стороне. Есенин погружён в Русь, он в

ней, он готов раствориться в её просторах. Есенинская неповторимость сказалась прежде во взгляде на

природу. Он смотрит на неё не сторонним, пусть и восхищённым взглядом. Природа для него — та среда, в

которой он дышит, без которой нет его бытия. Поэт воспринял мир через приметы крестьянского быта; на

них он выстроил свою образную систему. Это было слишком непривычно, и сразу выделило его как поэта.

Собственно, так сказалась и главная особенность имажинизма, который Есенин с близкими ему друзьями-

поэтами выдумал позднее, уже после революции. Идея имажинизма выросла из этой образности.

Есенинская образность имела спрос и поставлялось на потребу читателю? Нет, вначале она,

конечно, естественно рождалась, но со временем перешла в некоторую нарочитость.

Однако важнее иной пласт есенинской образности: его начальное восприятие мира в церковном

облике. Вся природа у Есенина становится всеобнимающим храмом. В ней всё молится и зовёт к молитве.

В подобных образах отразилось христианское средневековое крестьянское видение, восприятие мира как

вселенского Божиего храма, под небесными сводами которого совершается совокупностью всех

человеческих деяний сакральное общее дело. Литургия. Это ощущение в консервативной крестьянской

среде сохранялось весьма долго, досуществовав в обрывках бессознательных воспоминаний до поздних

времён. Поэт чутко воспринял то, чем жил окружающий его народ и отразил бесхитростность народной

веры.

Вот один из любимейших народных святых — святитель Николай Мирликийский, Никола Угодник,

защитник и помощник страждущим. Как добрый странник ходит он по Руси, оделяя всех любовью и лаской

("Микола"). В этом достаточно большом стихотворении поэт верно передал всю наивность и

непосредственность веры простых людей, с их простодушными и отчасти бытовыми представлениями о

святости и Божией правде.

Приметы и своеобразие народной религиозности отражены в стихотворениях "Молитва матери",

"Богатырский посвист", "По дороге идут богомолки...", "Я странник убогий..." и др. Одно из сильнейших в

этом ряду стихотворений — "Шёл Господь пытать людей в любви...". Сама Русь, Русь церковная, в

колокольном звоне стоящая, уже как бы пребывает в Царствии Небесном. Есенин воспитывался в вере

серьёзно, школьное образование его тоже было ориентировано в религиозном духе. Это не могло не

отозваться в поэзии.

Ныне религиозность поэта вызывает споры у биографов, исследователей, истолкователей его

творчества. Любят ссылаться на него самого, писавшего в Автобиографии в 1923 году о ранних годах: "В

Бога верил мало. В церковь ходить не любил". Но целиком полагаться на это позднее утверждение —

значит, признать полным лицемерием его религиозные по духу стихи. А они слишком искренни, чтобы

быть поддельными. Это он позднее всё переосмыслил, готов был отречься от прежде сознанного: "От

многих моих религиозных стихов и поэм я бы с удовольствием отказался...". Но то всего лишь за два

месяца до смерти. А за двенадцать лет до того, восемнадцатилетним вступающим в жизнь юношей он

писал задушевному другу, Г.А. Панфилову (в начале 1913 года): "Гриша, в настоящее время я читаю

Евангелие и нахожу очень много для меня нового... Христос для меня совершенство. Но я не так верую в

Него, как другие. Те веруют из страха, что будет после смерти? А я чисто и свято, как в человека,

одарённого светлым умом и благородною душою, как образец в последовании любви к ближнему".