Читаем Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература полностью

разъяснением христианского (в её понимании, и автор тому явно сочувствует) подвига её сына.

"Божье говорит! — взволнованно и глухо выкрикнул кто-то. — Божье, люди добрые! Слушай!"

Рассудочное осмысление хилиастической грёзы — вот обновлённая религия персонажей повести

"Мать". Автор сделал их людьми нравственно высокими, безупречными, строгими аскетами ("монашеская

суровость" недаром отмечена у Павла), жертвующими личным счастьем служению своему социальному

идеалу. Такое понимание образа революционера восходит к традициям Чернышевского и Некрасова. И

вообще осмысление революционной идеологии в контексте переосмысляемого христианства идёт в

русской литературе именно от интенсивных усилий Чернышевского дать революционную идеологию и

революционную борьбу в качестве замены прежней религии. Горький тому следовал.

Участники первомайской демонстрации не случайно воспринимают свою акцию как крестный ход,

крестный путь свой к обновлённой правде на земле с неизбежною жертвенностью страданий.

Одной из центральных проблем, осмысляемых в русской литературе XIX века, стала проблема

бессмертия. Горький предлагает решение её именно в духе обновлённой религии — как бессмертие

человека в его делах и в памяти людской (позднее это станет общим местом в литературе соцреализма).

Название повести заставляет вспомнить ещё одну давнюю проблему русской литературы —

проблему "отцов и детей". На поверхности мы можем увидеть как бы новаторство Горького в осмыслении

этой проблемы. Если прежде отцы и дети пребывали в непреодолимых противоречиях, то теперь старшее

поколение признаёт правду детей и следует за детьми в их борьбе: "Сына выбили из ряда — мать на его

место встала!" Однако это лежащее на поверхности решение проблемы не должно закрывать сущностного.

У Горького это своего рода уничижение "отцовства" и вознесение материнского начала.

Быть может, постоянное внимание к материнскому началу определено включением

богоискательского опыта Горького в общий контекст эпохи, в которой едва ли не все идейные искания

совершались под знаком "Вечной Женственности". Горький, конечно, мог воспринять идею

Мережковского Дух есть Мать не от самого автора её, своего идейного противника, а из атмосферы, из

воздуха времени, но то, что в повести его мы слышим отзвук именно этой концепции, — несомненно. Идея

материнства утверждается в повести даже не через конкретность образа матери (конкретность как раз и

являет свою неполноту), а через символическое наполнение этого образа, через его соотнесённость с идеей

пролетарского интернационализма. Об этом заявлено в самом начале произведения: "Мы все — дети одной

матери — непобедимой мысли о братстве рабочего народа всех стран земли. Она греет нас, она солнце на

небе справедливости, а это небо — в сердце рабочего, и кто бы он ни был, как бы ни называл себя,

социалист — наш брат по духу всегда, ныне и присно и во веки веков".

Завершающая формула этих слов Андрея Находки — подчёркнуто возносит идею как бы на

религиозный уровень. Находясь в плену у марксистских абстракций, Горький был обречён на подобную

образность и подобную символизацию. Борьба и пролетарская общность — неизбежные ценности для

любого, кто попытается осмыслить жизнь посредством передовой социальной теории.

Богоискательство Горького вновь оказалось неуспешным.

Кульминацией этого стало создание повести "Исповедь" (1908).

Повесть построена по простой схеме: удручённый созерцанием несправедливостей жизни,

переживанием собственных невзгод, человек отправляется на поиски правды, поселяется в монастыре,

затем, неудовлетворённый, начинает странничество по русской земле, а в итоге обретает истину в сознании

народного единства, идея которого открыта пониманию прежде всего рабочих людей.

Поворотным моментом в исканиях Матвея, главного героя повести, стала его встреча с бывшим

священником, раскрывшим в своих рассуждениях итог своего постижения веры: Христа сделали Богом

люди, но не отдельные личности то совершили, а некое коллективное единство, именуемое народом. Народ

сотворяет Бога, движимый своею правдою. А в итоге богом оказывается именно это коллективное

единство. Задача человека — растворить себя в том единстве, ибо личность есть лишь отломленность от

родного целого, она бессильна и слепа. Распад единства губит бога, новое единение — вновь создаёт его.

Идея богоискательства заменяется, таким образом, идеей богостроительства. В богоискательстве

человек зависит от Бога, в богостроительстве, напротив, бог становится зависим от человеческих действий.

Вновь к тому же гуманизму и вернулись.

Любопытен обобщающий образ, который использует один из рабочих наставников героя повести,

говоря о цели истинного богостроительства:

"Вы теперь как бы на площади стоите, и виден вам посреди её весь создаваемый храм во всей

необъятности и красоте..."

Храм строят... Знакомый образ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза