Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

признаваясь, что её вера "только страх перед тем, чего я не могла понять, несмотря на свои желания".

Горький славит материнское начало жизни, посвящая ему вплетённые в общий строй "Сказок об

Италии" красивые легенды о подвиге матерей.

Горький убежден, что у человека возвышает прежде всего революционная борьба. Революция,

пролетарская солидарность — неизбежная тема "Сказок об Италии". Дело революции, по мнению

Горького, — дело Божие...

Вероятно, где-то в глубине подсознания неискоренимою оставалась у писателя уверенность в

истине слов любимого им Беранже:

Господа, если к правде святой

Мир дорогу найти не сумеет —

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой!

"Сказки об Италии" — прекрасный золотой сон.

— Неужели в них нет и доли реальности?

— В сон всегда вплетена реальность.

Разумеется, дело Христово понималось Горьким уже давно как иносказание, но лучше было бы не

поминать всуе имя Божие. Да и соблазн: простодушные люди не всегда различают язык аллегорий, толкуя

его впрямую.

Горькому же эзопов язык нравился. Вслед за итальянскими сказками он создаёт цикл "Русские

сказки" (1912—1917), где, в противоположность южной радостной жизни, показал сплошную

непроходимую глупость, пошлость, лень, бестолковость и нытьё: "Ведь дело было в России, а там у

каждого всегда что-нибудь ноет и болит".

"Сказки" — явная художественная неудача. До щедринского сарказма Горький не дотянул, хотя и

пытался следовать именно этой традиции. У Щедрина — язвительное презрение, у Горького — мелкая

ироничная злобность.

От аллегорий Горький переходит к отображению русской жизни на бытовом уровне, создаёт цикл

"По Руси" (1913—1917), материалом для которого послужили путевые впечатления писателя времён его

хождений по русской земле.

Цикл символически открывается рассказом о вхождении в мир нового человека. Рассказ этот,

"Рождение человека", знаменателен именно утверждением глубокой религиозности, определяющей всю

жизнь русского человека. В рассказе: лирический герой принимает на пустынном берегу моря роды у

отставшей от земляков орловской бабы, а затем оба отправляются дальше в путь.

Но как по-разному воспринимают оба свершившееся! Напутствуя явившегося в мир человека,

рассказчик предрекает ему жизнь в неизбежной борьбе с враждебным окружением: "Утверждайся, брат,

крепче, а то ближние немедленно голову оторвут..." Обыденно гуманистическое восприятие мира.

Женщина, едва оправившись, совершает совершенно иное душевное движение:

" — Пресвятая, Пречистая, — вздрагивая, вздыхала мать и перекатывала растрёпанную котомку с

боку на бок.

И вдруг, тихо крикнув, умолкла, потом снова открыла эти донельзя прекрасные глаза — святые

глаза родительницы, синие, они смотрят в синее небо, в них горит и тает благодарная, радостная улыбка;

подняв тяжёлую руку, мать медленно крестит себя и ребёнка...

— Слава Те, Пречистая Матерь Божия... ох... слава Тебе..."

Далее, уповая на помощь Пречистой, молодая мать решает идти дальше, пренебрегая, кажется,

здравым смыслом. Перекрестилась, вновь помянула Богородицу... пошла... Пошла с радостным чувством

близости к Богу, со своей надеждой на жизнь.

Все натужно-экспрессивные восславления матери в итальянских сказках не стоят этого великого

гимна материнству, прозвучавшего в "Рождении человека". Там — романтизированная фальшь, особенно

остро сознаваемая в соотнесённости с этою обыденною правдой.

Поразителен и второй рассказ цикла — "Ледоход". Ватага плотников перебирается через реку по

тронувшемуся льду, поминутно рискуя жизнью. Интересен характер старосты Осипа, седенького мужика,

умельца, лентяя, краснобая, всегда готового обмануть хозяина, украсть хоть малость то гвоздей, то досок,

то ещё чего, что взять сподручно. Именно он вдохновляет мужиков на опасный переход; и сколько

проявляет решимости, умения, энергии, смётки, воли в том опасном деле! Он же и хитрец, тонкий

дипломат, умело объясняющийся с полицией и умело уходящий от возможного наказания за дерзостность

свою. Редкий государственный муж проявляет в своём деле столько таланта и умения, сколько этот

сметливый старик — в обыденном, незаметном событии. Могучая и простецкая натура — подлинно

русская в силе своей и слабости. Важно, что одним из побуждающих мотивов поступка мужиков

становится желание побывать на праздничном богослужении (дело происходит накануне Пасхи). Но — и в

кабаке тоже. Широк человек. Рассказчик радостно переживает свою душевную общность с этими людьми,

прежде всего со стариком, переживает свои надежды, свою крылатость.

Два первых рассказа цикла "По Руси" — подлинные шедевры русской литературы.

А дальше — как будто всё срывается куда-то под откос. Вновь идут чередом описания густой

тяжёлой скуки, бессмыслицы, пустоты жизни.

Декларативно Горький очень любит утверждать своё восхищение красотой и силой некоего