Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

а в быту. Ибо быт насквозь пронизан токами православного созерцания; и младенческое сердце, не

постигающее учения, не разумеющее церковного ритуала, пропитывается излучениями православной веры,

наслаждается восприятием священного в жизни; и потом, повернувшись к людям и к природе, радостно

видит, как навстречу ему всё радостно лучится лучами скрытой божественности. А мы, читатели, видим,

как лирическая поэма об этой чудной встрече разрастается, захватывает весь быт взрослого народа и

превращается в эпическую поэму о России и об основах её духовного бытия... Так Шмелёв показывает нам

русскую православную душу в момент её пробуждения к Богу, в период её первого младенческого

восприятия Божества; он показывает нам православную Русь — из сердечной глубины верующего ребёнка".

"Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят".

И как прекрасен старый плотник Горкин, наставляющий мальчика на пути веры. Нет образа равного

во всей мировой литературе.

"Блаженны чистые сердцем..."

И как глубоко по-православному видит он себя великим грешником...

Грехи... Вот и ребёнок не смог удержаться от соблазна: "съел ветчинки", когда не положено ещё. Но

как остро чувство вины в нём! Особенно невыносимо оказывается, когда слышит от Горкина похвалу, ему,

грешному, тайно от всех грешному: "Сказать, сказать! Мне стыдно, что Горкин хвалит, я совсем не могу

дышать... И я сквозь слёзы, тычась в коленки Горкину, говорю:

— Горкин... я... я... я съел ветчинки...

Он садится на корточки, смотрит в мои глаза, смахивает слезинки шершавым пальцем,

разглаживает мне бровки, смотрит так ласково...

— Сказал, покаялся... и простит Господь. Со слёзкой покаялся... и нет на тебе греха.

Он целует мне мокрый глаз. Мне легко".

Как прекрасен этот Горкин... Давно затерялась его могила — где-то на кладбище Донского

монастыря, но будет жива память о нём, пока стоит русская литература.

В "Лете Господнем" не соблюдена строгая хронология годового круга: Великий Пост — Пасха —

Троица — Яблочный Спас — Рождество — Крещение... а потом — Петровки — Покров — Михайлов день

— опять Рождество — Вербное Воскресенье — Святая... Взаимопроникновение, взаимоналожение двух как

будто не совпадающих во времени круговых движений. Но не прояснено: одни и те же дни описаны в

разных частях, или же различные. Рождество первой и Рождество второй частей — одно ли, или разные?

Бессмысленный вопрос: Рождество всегда одно, единое, к какому бы году ни относилось. И "лето" — не

один год, а время спасения.

Герой книги живёт как бы вне конкретного времени (оно лишь некоторыми приметами намекает о

себе, но не определяет жизни), всё опирается лишь на время церковное, текущее по каким-то особым,

неземным законам. Внутренний смысл хронологии "Лета Господня" ещё предстоит разгадать. Движение

совершается от радостей к скорбям. От вступления в сознательный, отроческий возраст — к смерти. К

смерти ещё не собственной физической, но к переживанию смерти — в прощании с умирающим отцом.

В "Лете Господнем" раскрывается подлинно христианская кончина: через церковное

приуготовление к смерти в таинствах — к отхождению из мира. Только и можно сказать о том:

христианская кончина. Никаким словам иным это неподвластно — только художественной образной

системе, к которой прибегнул Шмелёв, может приоткрыть завесу тайны. Поэтому не станем отягощать себя

лишними словами. Просто проживём последнюю часть книги в себе и соединим сознание с этим понятием

— христианская кончина.

Она и горе, и радость. Недаром в самый момент смерти отца мальчик погружается в некое райское

радостное видение (и неземное, и обыденно-привычное одновременно), в котором он встречается со

здоровым и радостным же отцом.

И горе, и радость. Скорбь расставания и радость ожидания новой встречи — там.

Наверное, не было сомнений у Шмелёва, как завершить повествование. Одним зовом человека ко

Всевышнему:

"Слышу —

...Свя-ты-ый... Без-сме-э-эртный...

Поми----и—луй...

на-----а—ас... "

Так завершается лето Господне. Завершается невидимым вхождением в душу Горней правды.

Шмелёв сумел одолеть ту опасность, на которую указал Ильин, осмысляя творчество Ремизова, но

распространяя своё опасение и на всё русское искусство: возникнет убедительное воплощение тьмы и

страха, и не создастся убедительного воплощения света, любви и победы... Шмелёв создал "Лето

Господне".

Можно сказать так: кто хочет познать, сам дух Православия, пусть читает "Лето Господне". Но —

духовным зрением.

8

Пути небесные ведут к сокровищам небесным.

"Укажи мне, Господи, пути Твои и научи меня стезям Твоим. Направь меня на истину Твою и научи

меня, ибо Ты Бог спасения моего; на Тебя надеюсь всякий день" (Пс. 24,4—5).

"На пути откровений Твоих я радуюсь, как во всяком богатстве. О заповедях Твоих размышляю, и

взираю на пути Твои" (Пс. 118,14-15).

"Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои, говорит Господь. Но как небо выше