Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

душевном уровне.

А то ведь Иван Денисович, Матрёна, Спиридон живут не по лжи. Так и Вася Зотов живёт

субъективно по правде. А что он не в состоянии различить неправды своей скорее беда его, а не вина: он

Бога не знает. Так и Спиридон не знает, стихийно следуя заложенным в нём прежним воспитанием

правилам. И бомбу хочет кинугь.

Опять к тому же приходим. К необходимости веры, в которой укоренён единственно истинный

критерий для распознания добра и зла. Иначе всё распадётся. Одною нравственностью не спастись. Без

Православия — ничего не выйдет.

Смеем думать, что убеждения Солженицына глубже и сложнее, нежели та позиция, которой он

теперь держится. Но как бы там ни было, в такой позиции — его нынешняя слабость. Он нередко сам себя

упрощает.

Мир Солженицына в его художественном творчестве полифоничен, и не всегда преодолённая

полифоничность эта сбивается, при всём ригоризме писателя, на плюрализм, хочет того автор или нет. Он

обозревает многие идеи — они дополняют одна другую, не давая миру стать одномерным. Но это всё же

подводит к неизбежному вопросу: а вот эту Истину должно ли признать единственной — Православную?

Солженицын как будто не хочет отвечать на такой вопрос прямо. У него скорее — фигура

умолчания.

И ещё одно. Солженицын, при всей мощи его таланта, в своём творчестве всегда оставался

критическим реалистом, сильным обличением пороков и нравственной проповедью. К обличениям же одни

притерпелись, другие от них устали. "Что всё плохо, мы и так знаем, дайте нам забыться, если не можете

сказать большего!" Демократы же из власти обошлись с писателем, начавшим обличать с экрана, как те

большевики митинговые, которых сам он описал в "Красном колесе": попросту прогнали с телевидения.

И нравственных проповедей все уже наслушались вдосталь. Коммунисты на них куда как горазды

были — всё опошлили и тем оболгали. И никуда не уйти от вопроса: да зачем жить не по лжи, когда она

такие блага даёт?

Необходимо обращаться к человеку на духовном уровне. Это делают постоянно тысячи

священнослужителей Русской Православной Церкви. Почему бы громкому голосу Солженицына не

прозвучать?

11

Слабость традиционного реализма отчасти обнаружилась и в творчестве тех писателей, за

которыми закрепился термин (не вполне удачный, но отчасти и верный) — деревенщики.

Они сделали важнейшее, что было в их возможностях: они показали нравственное начало в

человеке не посредством отвлечённо-символических образов (и уж тем более не идеологически

безжизненно), но в глубинах народной жизни, которая была сопряжена для них с бытием русской деревни.

Выступая на VI съезде писателей России (1985), В.Г. Распутин сказал:

"Деревенская" проза 60—70-х годов, как ни старались тыкать её в вековую деревенскую грязь

лицом, опасаясь, что она наследит этой грязью на полотне новой жизни — на асфальте, вернула

необходимый долг родительской России не одной лишь поминной, но и живой благодарной памятью и

показала, чем крепилась и что вынесла из глубин истории национальная наша душа, указала на духовные и

нравственные ценности, которые, если мы собираемся и впредь оставаться народом, а не населением, не

повредят нам и на асфальте. Доказательством того, что "деревенская" литература дала отнюдь не

расплывчатый и не отговорчивый ответ, явилась последующая недавняя судьба старой деревни: во вред

земле, от которой мы кормимся, её сочли "неперспективной" и снесли с лица земли".

(Завершающее замечание глубоко важно: писатель указал на одно из последних преступлений

советской власти, окончательно раскрывших её антинациональный характер.)

Отодвинув без шума основные постулаты господствовавшей идеологии, деревенщики краеугольным

камнем в фундаменте всего российского дома осмыслили нравственность. То есть внешне повторили

ошибку всей интеллигентской демократической культуры, которая во все времена (не только в 60-е годы

XX века) выше подниматься не желала.

Конечно, деревенщики были поставлены временем в более жёсткие условия: о Боге, о вере как

основе бытия (а не просто упоминая) им говорить было непозволительно. Они сами себя обрекли на особо

трудное положение, ибо, оглядываясь в поисках носителей совестливой нравственности, они не могли не

соприкоснуться с понятием народ, а как говорить о народе вне его веры? Кроме того, где обретается этот

народ на исходе века? Деревенщики ясно противопоставили городское население и деревенских жителей,

именно у последних прослеживая движение нравственных стремлений. Деревенщикам поэтому если и

следует возлагать на что-то и на кого-то надежды, то именно на те устои жизни, которые ещё хранятся в

русской деревне. Следуя же правде жизни, лучшие русские писатели (а деревенщики именно лучшие и

талантливейшие) не могли не отобразить иссякание нравственных начал и в деревне. Более того: показать