Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

всего выражается в "обольщении богатством", по меткому замечанию о. Василия Зеньковского.

Вот где пошлость являет себя слишком явно. Недаром же Чичиков — центральный персонаж

поэмы. И как одолеть всю эту фальшь — пошлость? Отчего за полтора века и после Гоголя не только не

одолено было наваждение, но и усугубились беды России?

Гоголь всё яснее сознавал: одной разрушительной критикой не спасёшься от беды, отрицание

может быть так же губительно, как и сам предмет отрицания. Разрушитель общественного здания может

погибнуть под его обломками. И закон не спасёт.

Спасает благодать.

Гоголь, несомненно, понимал, что обжигающее слово обличения — лишь начало пророческого

служения. Можно изгнать беса, но нельзя оставлять место пустым. Об этом предупреждает Евангелие (Мф.

12, 43—45). Пророк лишь тогда в полноте исполнит своё назначение, когда слово его донесёт до живых

человеческих душ благодать Горней истины.

Собственно, целостный замысел "Мертвых душ" и был сопряжён с таким авторским стремлением.

Во втором томе явно ощутимо намерение перевода пророческого служения в новое качество.

"...Бывает время, что даже вовсе не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же

ясно, как день, путей и дорог к нему для всякого".

Вот важнейшая идея замысла всего неосуществившегося второго тома.

У Гоголя не было отчаяния от художественного бессилия, нет. Дошедшие до нас черновые отрывки

свидетельствуют непреложно: талант Гоголя не иссяк. И в своем движении к истине он продвинулся

значительно, далее, нежели был прежде.

Несомненно одно: Гоголь ощутил бессилие не своё собственное, а своего искусства перед высотой

поставленной им задачи пророческого возглашения Горней истины. Иначе никак не объяснить

уничтожение второго тома поэмы (целого или части — не столь и важно), не разгадать и той

парадоксальной загадки, почему не утративший силы великого таланта писатель за десять последних лет

своей жизни не дал литературе ни одной строки художественного текста.

6

Чтобы выразить Горнюю истину, сказать как должно о сокровищах на небе, нужно познать эту

истину в цельности и глубине её. И иметь в себе стремление к тем сокровищам, духовную жажду.

Среди гоголевских записей находим такую:

"Что пользы для корабля от мачты, кормщика, матросов, парусов и якоря, ежели нет ветра? Что

пользы в красноречии, в остроумии, познаниях, образованности, разуме, если нет в душе Духа Святаго? Бог

любит смиренного грешника, который сердечно сокрушается о своих грехах, и отвергает гордого

праведника, который не признаёт себя никаким грешником".

"Бог гордым противится, а смиренным дает благодать" (Иак. 4,6).

Отметим также родство гоголевской мысли не только с известной притчей о мытаре и фарисее, но и

с откровением преподобного Серафима Саровского о стяжании Духа Святого как цели человеческой

жизни. Но Гоголь же и сознал, что не только стяжание Духа, а и истинное познание жизни невозможно без

долгого труда души и без познания самой души своей для того. Сам дар, его отметивший, наложил на него

и величайшую ответственность — в этом писатель также утвердился умом и душою.

Движение к полноте Истины — единственно возможно через веру, через Православие. Путь же к

утверждению в Православии не всегда прост и лёгок.

К выводу колоссальной важности для понимания духовного развития Гоголя пришёл в результате

своих исследований В.А. Воропаев:

"Если брать нравоучительную сторону раннего творчества Гоголя, то в нём есть одна характерная

черта: он хочет возвести людей к Богу путём исправления их недостатков и общественных пороков — то

есть путём внешним. Вторая половина жизни и творчества Гоголя ознаменована направленностью его к

искоренению недостатков в себе самом — и таким образом, он идёт путём внутренним".

Если вспомнить важную мысль Гоголя: внешняя жизнь есть жизнь вне Бога, а внутренняя — в Боге,

— то вывод исследователя высвечивается особым светом.

Гоголь писал в "Выбранных местах...":

"...Найди только прежде ключ к своей собственной душе; когда же найдёшь, тогда этим же самым

ключом отопрёшь души всех".

Ведь тут всё та же вековечная мука человеческих исканий: как исправить мировое зло — внешним

преобразовательным воздействием (первое что приходит на ум) или внутренним' очищением души (к чему

направляет Откровение Спасителя)? Путь Гоголя, согласно выводу, с которым нельзя не согласиться, —

отказ от первого и убеждённость в истинности второго.

Этот вывод по-новому и истинно выявляет многое и неясное в судьбе писателя. Собственно, всё

творчество его является попыткой внешнего воздействия на души людские и на общественное бытие. По

сущностной сути своей таковое намерение неправославно как идеология творчества, хотя подобная оценка

отнюдь не отменяет всего сказанного ранее о художественном наследии Гоголя.

Перед человеком, это сознавшим, встаёт двуединая задача: стать лучшим через безусловное

вхождение в церковную жизнь во Христе и духовно освоить православные вероучительные истины, без