Христе", замечает "нечитающим Евангелия": "Чисты ли вы, святы ли и совершенны, не читая Евангелия, и
вам не надо смотреть в это зерцало? Или вы очень безобразны душевно и боитесь вашего без-образия?.."
Именно боязнь своего без-образия ("рожа крива"), то есть искажение в себе образа Божия,
определяет частую готовность человека попенять на данное нам Зеркало — в глубокомысленном
рассуждении, что евангельские истины, может, и хороши, да реальная жизнь проще, трезвее, и идеальные
требования к ней нельзя прилагать. "Рожа крива" — вот и вся суть.
5
Название "Ревизор" имеет многопланный смысл: здесь и конкретный ревизор, кого боятся
провинциальные чиновники, это и Тот Ревизор, Кому каждый даёт отчет в свой срок. Сюжетный и
духовный план в названии совмещены.
Многоплановость имеется и в названии поэмы "Мёртвые души" (1842). План сюжетный связан с
конкретными обстоятельствами авантюры Чичикова, покупавшего умерших крестьян (мёртвые души),
формально по ревизской сказке числящихся как бы живыми. Духовный план раскрыт в предсмертной
записи Гоголя:
"Будьте не мёртвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, и всяк,
прелазай иначе, есть тать и разбойник".
"Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овечий, но перелазит инде, тот вор
и разбойник... Истинно, истинно говорю вам, что Я дверь овцам"(Ин. 10; 1,7).
Всё та же, как видим, проблема: путь ко Христу и путь богоотступнический, апостасийный. Или, в
применении к творчеству Гоголя, проблема пошлости как понятия религиозного.
Многие при разборе поэмы дали ей высочайшую оценку. Но никто, кажется, в полноте не исполнил
то, на что полагался Гоголь, являя миру свой горький смех: никто не обратил этого смеха непосредственно
на себя, на пороки своей души. Как и в "Ревизоре", так и в "Мёртвых душах" он отрицал реальною
отнесённость своего изображения к России ("всё это карикатура и моя собственная выдумка" — его
признание), и относил его лишь к душевному миру русского человека. Если в "Ревизоре" показывался
душевный город, то теперь возникала целая душевная страна.
Гоголевские типы персонифицировали отдельные дурные черты характера человеческого, прежде
всего обнаруженные автором в себе самом, в собственной душе.
Пророческие обличения перестают пользоваться успехом, лишь только почувствует человек, что
они имеют отношение и к нему. А Гоголь-то сознавал себя пророком, призванным "жечь сердца людей",
взывая к Ревизору, Какого так боится грешное и падшее человечество. Многие спешили узреть в создании
Гоголя клевету, пусть не на себя даже, а на всю Россию — всё равно возмутительно. Разбираться в
эстетических тонкостях гоголевской новаторской манеры, видеть в изображении не конкретную Россию, а
лишь душевную — кому тогда (да и сейчас тоже) было по силам?
Предмет и способы сатирического обличения в "Мертвых душах" известны, и об этом за полтора
столетия написано более чем достаточно. Необходимо лишь заметить, что социальная критика порядков
самодержавно-крепостнической России, усматриваемая в поэме помимо, быть может, прямой воли автора,
для человека, уже заглянувшего в третье тысячелетие, представляет не более чем исторический интерес.
Гоголь ведь и вообще не был противником крепостного права. И не только потому, что есть
памятная апостольская заповедь о необходимости оставаться "в том звании, в котором призван" (1 Кор. 7,
20), но и по глубокому религиозному убеждению своему, что все подобные вопросы внешнего земного
обустройства второзначны по отношению к вопросу спасения души.
Проблема, по убеждению Гоголя, не в свободе мужика, а в добром руководстве мужиком. В
"Выбранных местах..." автор специально настаивает на необходимости для помещика быть истинным
отцом для крестьян, вверенных его заботам. Для Гоголя то проблема не социальная, а религиозная. Мужик,
по Гоголю, не собственность, а объект ответственного попечения, помещик же — субъект такого деяния.
Манилов, к примеру, не оттого плох, что помещик, а оттого, что не думает о своих мужиках. Вывод:
необходимо воздействовать на совесть всех этих маниловых, побуждая к должному руководству
подопечными. Крепостное право требует не отмены, но внутреннего нравственного совершенствования.
Можно не соглашаться с позицией Гоголя в отношении к крепостному праву (в которой немало
утопичного), упрекать его в заблуждениях, но систему его взглядов необходимо сознавать верно, не
искажая. Гоголь знал: отсутствие ответственности за ближнего истекает от недостатка любви к нему,
равнодушие есть теплохладность (Откр. 3, 16), — и всё в совокупности разрушает личностное начало в
человеке, одну из высших духовных ценностей в христианстве.
Однако мы увлеклись темой, побочной для "Мёртвых душ". В основе же всех соблазнов, так или
иначе прослеженных автором, лежит для него тяга к земному и отвержение небесного, что откровеннее