обделил нас радостью эстетического восторга перед новыми его созданиями, из-за того не написанными.
Но искупает всё радость надежды на спасение души его.
Ни одному биографу не избежать теперь упоминания о предсмертных словах Гоголя: "Лестницу,
поскорее, давай лестницу!"
При этом не избежать и вспомнить о том, что "Лествица" преподобного Иоанна Лествичника была
любимой книгой Гоголя.
Но вспоминаются также и предсмертные слова Пушкина:
"Ну поднимай же меня, пойдём, да выше, выше... ну, пойдём!"
Какое разительное совпадение!
Глава VII
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА СЕРЕДИНЫ XIX СТОЛЕТИЯ
К середине XIX столетия в русской литературе завершилась смена основных принципов
отображения жизни, утвердился реализм.
Сменилось, в некоторой степени, и само понимание просвещённым человеком окружающего мира,
а также и осмысление задач искусства. Прежде, какое бы направление ни преобладало, художник
накладывал на реальность определенную мировоззренческую схему — в самом ли искусстве, вне ли его
выработанную. Оттого реальность переставала быть истинной реальностью, но трансформировалась в
некую фантазию, почти полностью зависимую от произволения автора, который также не был свободен:
его образное мышление жёстко подчинялось заданным схемам.
Всякого художника, стремящегося к полноте эстетического творчества, неизменно влечёт свобода,
желание избавиться от установленных над ним схем и канонов. Такое стремление не всегда плодотворно и
благодатно: иконописцы Святой Руси были ограничены весьма жёсткими канонами, однако именно отказ
от них привёл к оскудению "умозрения в красках". Также и в искусстве нового времени абсолютизация
принципа не ограниченной ничем свободы творчества ведёт к деградации художественного постижения
бытия. Но в первой половине XIX века до обозначившихся позднее интенций было еще далеко,
высвобождение эстетического воображения представлялось несомненно плодотворным, да таковым и было
в реальной художественной практике эпохи.
1
Тяготение к творческой свободе (в полноте никогда не достигаемой) стало катализатором в
процессе переориентации художественного сознания деятелей искусства, прежде всего литераторов.
Литература в XIX веке становится движущей и ведущей силой во всей русской художественной культуре.
Реализм был внедрён в искусство начальными усилиями литературного мышления.
Другим побудительным толчком к установлению реалистического типа творчества стал крах
революционно-романтических идеалов в начале века — об этом говорили многие исследователи, но никто
не отметил, что в несостоятельности романтизма сказались не только ограниченность одной из
эстетических схем, но и крушение связанного с романтизмом мировоззрения, и главное —
несостоятельность богоборческого соблазна, мертвящего и разрушительного для внутренней жизни
человека. Недаром ведь первые русские реалисты (Пушкин, Лермонтов, Гоголь) прошли через
романтические увлечения в раннем творчестве — и отвергли их, каждый по-своему одолевая искус (равно
как и основоположник реализма в европейской литературе Бальзак). От гордынного самообособления
просвещённый человек должен был обратиться к Богу, к призыванию Его помощи. Хотя для многих это
оказалось не столь простым деянием.
Основоположником реализма — не устыдимся вновь повторить общеизвестное — стал Пушкин. И
стал он реалистом именно тогда, когда сознал свое пророческое служение. Важно понять: возникновение
реализма несет в себе, как и всё в искусстве, религиозный смысл, не обязательно сознаваемый самим
художником, равно как и теми, на чьё восприятие искусство ориентировано.
Признать это не все готовы, поскольку само обращение к Творцу не для всех оказалось
приемлемым, а для иных и непосильным. Но не зря же Гоголь искал "незримую ступень" к христианству,
требуя от искусства исполнить такое предназначение. От искусства ждали пророческого служения — и
ожидание отозвалось в русской литературе становлением реалистического видения мира и человека.
Пророчество может осуществлять себя в различных формах и проявлениях. В России пророком часто
становится художник.
Задумываясь над смыслом собственного бытия, человек неизбежно, каждый в свой срок, задаёт себе
вопрос, который с давних пор называют русским, ибо русское сознание настойчивее билось над ним: что
делать?
Евангельская проповедь прямо начинается с ответа на этот вопрос:
"В те дни приходит Иоанн Креститель и проповедует в пустыне Иудейской и говорит:
— Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное" (Мф. 3,1-2). "С того времени Иисус стал
проповедовать и говорить:
— Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное " (Мф. 4,17).
Но испорченному просветительскими идеями, соблазнённому рационалистическим искушением
человеку XIX века уже не хватало благодатной простоты, в которой воспринимают слово Божие люди, не
имеющие подобного опыта. Человеку нового времени нужно было многое проверить собственным