Вера в горниле сомнений. Православие и русская литература

судопроизводство, была опубликована в "Полярной звезде" Герцена, который назвал это произведение

"гениальной вещью". Реакционность Аксакова проявилась и в его уходе добровольцем в ополчение в

период Крымской кампании. И в том, что душою болел он за страждущих ближних своих. И что в русско-

турецкую войну 1877—1878 годов много сделал для поддержки южных славян в их борьбе за

независимость. Что искренне сочувствовал идее объединения всех славян. Что был просто искренне

верующим человеком и не склонялся к рабству перед новомодными прогрессивными идейками. Их

житейская мудрость и ложь, их теплохладность к Истине — представлялась ему едва ли не главным

искушением времени.

Со временем в стихах И.Аксакова всё более ощущалась горечь, ибо не мог он не видеть многих

примеров поврежденности русского духа, не мог не предвидеть и многих дурных последствий такой

поврежденности. Да ведь многое же и оправдывалось в этих предчувствиях.

Однако в мироощущении Аксакова не было того обострённого трагизма, каким нередко отмечено

бывает внутреннее состояние души поэтов.

4

Фёдор Иванович Тютчев (1803—1873) — гениальный русский поэт, личность, бесспорно

воспитанная в православном духе. Но он с чрезмерной поэтической силой умел расслышать таящиеся в

глубинах душевных греховные противоречивые состояния, тяготеющие к бесформенному небытию, к

хаосу, от которого веет ужасом бесовской тьмы, беспредельной безликости — обезбоженной

беспредельности.

Его как будто тянет заглянуть в ту бездну, где в лютом ужасе тьмы укоренённый в душе грех

сознаёт одноприродное ему начало.

О, вещая душа моя!

О, сердце, полное тревоги,

О, как ты бьёшься на пороге

Как бы двойного бытия!..

Никто не смог с такой поэтической силой передать это состояние, которое вслед за Тютчевым мы

могли бы назвать пороговым (экзистенциалисты обозначили его как пограничное — что одно и то же).

Так, ты — жилица двух миров,

Твой день — болезненный и страстный,

Твой сон — пророчески неясный,

Как откровение духов...

Сон... пророчески неясный? Зыбкое состояние сна влечёт к себе поэтически испытующий взор, ибо

сон по природе своей есть ночное состояние, но он — и преодоление ночного страха, и способность

избежать ночных болезненных видений. Едва ли не излюбленный, чаще прочих встречающийся образ у

Тютчева — это сон.

Тютчев любит отображать состояния зыбкие, не вполне определённые, неуловимые, он словно

тяготеет к острому поэтическому переживанию этой неопределённости и раздвоенности своего

внутреннего бытия. Такие состояния Тютчев улавливает чутко, почти болезненно, старается отдалить их от

своей души, перенося вовне, в мир природы чаще всего, подмечая в ней всё те же переходные, пороговые

состояния.

Вот отличие поэтического пейзажа Тютчева от описаний природы у других стихотворцев: те

запечатлевают устойчивые, своего рода вечные проявления бытия — Тютчев схватывает мимолётное,

быстротекущее, мгновение переходное от одной определённой поры к другой. Он импрессионистичен, он

пристально вглядывается в почти неуловимое. Ему законченное и определённое как будто неинтересно, он

гонится за временем и пытается настигнуть то, что, может быть, единственно в своем проявлении вообще и

никогда более не явится взору человека.

Но как бы ни было недосягаемо совершенно это описание природы, в ней поэт находит прежде

всего отражение тех неуловимых состояний и переживаний, ощущение зыбкости которых болью печали

живёт в его душе. И так всегда. Но не природа сама по себе перед нами в поэзии Тютчева, а лишь

отражение в ней душевных движений, столь же неуловимых и непроявленных в своей полноте. Так сама

жизнь является ему неуловимо неясной тайной. Он любит эту неуловимость, он всматривается любуясь в

эти моменты пребывания на пороге от одного к другому. Именно так он почти всегда всматривается в

природу.

Не просто краткость, но и обманчивость влечёт поэта в переходных состояниях бытия мира. Поэт

приметливым глазом способен выхватить вдруг среди роскошного буйства стихии то, что непреклонно и

жестоко являет собой предвестие увядания и гибели. Неустойчивость, тягостная раздвоенность составляли

свойства собственной натуры Тютчева; хотя просто устанавливать взаимную связь и зависимость между

внутренней жизнью поэта и его поэзией занятие неблагодарное, но и не вовсе бессмысленное..

Не в том ли обретаются и причины разлада, какой вдруг ощущает поэт, своего разлада с гармонией,

присущей природе, — а ощущает его он слишком явно.

Тютчевское ощущение природы, близкое порой пантеизму, неуловимо соприкасается со своего

рода космизмом мироощущения, и бездны космоса подавляют душу человека чувством, коему нет

определения. Человеку, посмевшему лицом к лицу противостать ужасу безграничности, опорою может

стать единственно ощущение и сознание непосредственной связи с Творцом, и горе тому, кто в небрежении