Вера в свободу. Практики психиатрии и принципы либертарианства

Язык психиатрии служит среди прочего цели обеспечить, чтобы люди, получившие диагноз психической болезни, в глазах других начали подходить под стереотип сумасшедшего и чтобы таковых воспринимали не в качестве действующих лиц своих собственных (незаконных или безнравственных) поступков и, следовательно, не считали ответственными за правовые последствия их (незаконных или безнравственных) действий458. Хайек принял этот язык, заговорив о «шизофрениках… чьи действия полностью предопределены». Объективных анализов, позволяющих выявить, кто является «шизофреником», а кто нет, чьи действия «полностью предопределены» или «не полностью», кто «обладает ответственностью», а кто «не обладает», не имеется. Ответственность — это атрибуция[16], а не атрибут[17]. Хайек правильно настаивает на том, что в рамках закона свобода требует беспристрастного применения правил, равным образом применимых к каждому. Психиатры не делают такого. Они, пожалуй, и не могли бы этого делать, поскольку в их правилах объективные критерии отсутствуют.

Когда Хайек ссылается на гипотетического «шизофреника» как индивида, чьи поступки не меняются под влиянием знания о том, что ему придется отвечать за них, он вновь ошибается. Поведение такого человека легко поддается влиянию как поощрений, так и наказаний. Иронично, что характеристика Хайеком человека, чье «понимание того, что ответственность на него возложат, не может поменять образ его действий», подходит человеку с глубокими религиозными убеждениями больше, чем к тому, кто слишком любит выпить. В обоих случаях человек поступает, сделав выбор сообразно своим желаниям и ценностям, по крайней мере в момент действования.

Рассуждение Хайека о шизофрениках противоречит также одному из важнейших среди его принципов, а именно — что «в общественной жизни свобода требует, чтобы мы рассматривались как типы, а не уникальные индивиды, и с нами обходились на основании допущения того, что нормальные мотивы и меры предотвращения будут эффективны, неважно, будет ли это правдой в каждом конкретном случае или нет»459. Когда Хайек говорит о «типах», он очевидно имеет в виду категории, определяемые объективными критериями (такими как «люди, обвиняемые в преступлениях», или «люди, осужденные за преступления»), а не категории, устанавливаемые субъективными суждениями (вроде «антиамерикански настроенные личности» или «шизофренические личности»). Дальнейшее уточнение Хайека, что мы с каждым должны обращаться, предполагая, что его поведение направляется нормальными мотивами… неважно, правда это или нет в конкретном случае, требует от него рассматривать невиновного как невиновного, а виновного как виновного, вне зависимости от того, страдают ли они действительным заболеванием «малокровие» или фиктивным заболеванием «шизофрения». Согласно собственным критериям Хайека, и недобровольная госпитализация, и защита по безумию нарушают верховенство права и несовместимы с основными правовыми и философскими принципами, формирующими свободное общество.

Настойчивость Хайека в вопросе о том, что в свободном обществе законы должны поддерживать абстрактные, установленные для всех правила, хорошо обоснована. Этот принцип сам по себе является достаточным основанием для лишения правомерности оправданий всех и каждой психиатрических мер принуждения и отнятия ответственности. В отрывке, который мог быть специально написан для того, чтобы осудить так называемые психиатрические злоупотребления, Хайек писал: «Поскольку правило устанавливается в отсутствие знания о частном случае, и нет человека, чьей именно волей решается, применять силу для его исполнения или нет, закон не произволен. Это, однако, верно, только если под “законом” мы понимаем общие правила, применяемые равным образом к каждому… Подобно тому как настоящий закон не должен называть частные случаи, также он особенно не должен вычленять и каких-то особых людей или группы людей»460.