Вера в свободу. Практики психиатрии и принципы либертарианства

Отношения сотрудничества между людьми, разумеется, не уникальны для экономики. Что уникально, согласно Бьюкенену, — это то, что такие отношения должны формировать главный или единственный вопрос экономики. Такой взгляд соответствует фундаментальному понятию «невидимой руки» Адама Смита. Бьюкенен иллюстрирует свою точку зрения примером Робинзона Крузо. Оказавшись на острове в одиночестве, Крузо выбирает те или иные решения, но его выбор всегда — не экономический. Экономическими его решения становятся только с того момента, когда он начинает сотрудничать с Пятницей. Сходным образом, я утверждал, что пока Робинзон одинок, он мог заболеть малярией, но не шизофренией. Почему? Потому что малярия — название инфекционного заболевания, способного его убить, а шизофрения — название поведения, означающее конфликт. У Робинзона могла бы «развиться» шизофрения только после того, как он и Пятница вступили бы в конфликт, вследствие которого Пятница заклеймил бы таким образом его поведение. «Психическое заболевание» как психиатрический диагноз — продукт конфликта между людьми.

«Рынок или рыночная организация, — подчеркивает Бьюкенен, — это не средство достижения чего-либо. Это институциональное воплощение процессов добровольного обмена, в которые люди вступают в различных ролях. Вот и все, что такое рынок»188. Напротив, психиатрия — это институциональное воплощение принудительных отношений, налагаемых на людей в различных ролях — врачей-психиатров и психиатрических пациентов. Психиатрия — это не средство оказания помощи, лечения или исцеления. Это социальный контроль.

С исключительной ясностью Бьюкенен поясняет: «До тех пор пока люди меняют или торгуют в качестве свободно договаривающихся сторон, господствующей характеристикой их поведения будет “экономическое”… Когда индивиды вступают в отношения высшего и низшего, вождя с последователями, принципала с агентом, господствующей характеристикой их поведения будет “политическое”… Экономика — исследование всей системы отношений обмена. Политика — исследование всей системы отношений принуждения или потенциального принуждения»189. Многие годы термин «психиатрия» означал два абсолютно разных, взаимоисключающих предприятия: добровольную психиатрию и недобровольную психиатрию. Первая основана на обмене между равными, вторая — на господстве и подчинении между высшими и низшими. Как я отмечал ранее, психиатрия, основанная на договоре и обмене, в наши дни равнозначна врачебной небрежности190.

Подчеркивая, что экономика имеет дело с выбором, Бьюкенен одобрительно цитирует определение ее Робертом Манделлом как «науку о выборе» и добавляет: «Предлагаю рассмотреть это утверждение серьезно и критически… я хочу спросить, возможна ли вообще наука о выборе. Не вовлечены ли мы здесь в противоречие в терминах?»191. Бьюкенен отвечает на этот вопрос уверенным «да»: «Выбор по своей природе не может быть предопределен и при этом оставаться выбором. Если мы определяем науку в современном смысле воплощения концептуально опровержимых предсказаний, “наука о выборе” становится противоречащей самой себе»192. Наука о принуждении противоречит сама себе не только потому, что мы не можем делать поддающиеся верифицированию предсказания последствий принуждения, но и потому, что наука основана на сотрудничестве и несовместима с принуждением.

Бьюкенен призывает экономистов «оставаться в рамках парадигмы обмена» и считает измерение «социальных издержек и преимуществ» упражнением в экономическом сциентизме193. Он пишет: «Давайте здесь вспомним, что профессор Тьяллинг Купманс получил Нобелевскую премию по экономике, а не по инженерному делу. Он получил ее за результаты, полученные из разработки оптимального распределения танкеров, перевозивших нефть во время Второй мировой войны, где переменными были суда, дистанции, расположения портов, баррели нефти и, разумеется, набор скрытых цен»194. В заключение Бьюкенен предупреждает: