Вересковый мёд

— Проклятье! — прошептал он вставая.

Моркант с отрядом идёт по их следу, и его остановила только ночь. Но завтра к вечеру он их нагонит.

Глава 21. Пробуждение

Утром Викфорд разбудил Корина чуть свет. Тот тёр глаза и, держась за кинжал, непонимающе посмотрел на едва розовеющую полосу рассвета, проступившую сквозь бахрому туч.

— Ты чего такую рань? — спросил он зевая.

— Моркант идёт по нашем следу. Надо выезжать, — коротко бросил Викфорд. — Собирай всех, а я пока пойду, осмотрюсь.

— Моркант? — удивился ларьет. — С какого перепугу вдруг? Тебе что — приснилось? Ты с чего взял-то?!

— С того. Приснилось может, а может и нет. Говорю же, он идёт по нашему следу, и если будем тут торчать, к вечеру нас нагонит.

Корин поднялся с лежанки устроенной прямо в сене, отряхнулся и, видя серьёзное лицо своего командора, тоже стал серьёзным.

— Ты чего-то темнишь, Вик. Уж говори всю правду…

— Я чувствую, — отрезал Викфорд жёстко. — И хотя у меня и нет Дара, но не настолько его нет… Так что просто поверь. И собирай людей. А ещё — проследи за девчонкой. Я скоро буду.

Корин задумчиво посмотрел на тёмный дом старосты, крякнул в кулак и пнул спящего Нурберта:

— Эй, лежебоки! Подъём!

А пока ларьет будил отряд и отдавал распоряжения, Викфорд вышел из-под навеса, где сушилось сено, и направился в сторону темнеющего чуть поодаль леса.

Он не стал брать лошадь, чем удивил наблюдавшего за ним Корина, а просто ушёл пешком на ту дорогу, по которой они приехали. Он прошёл что-то около кварда, высматривая в светлеющем лесу то самое старое дерево, которое заприметил ещё вчера, когда они подъезжали к схуне. Серебряный дуб — дерево предсказателей. Он увидел его на одном из поворотов, где дорога огибала большой замшелый валун, чуть склонившийся набок. В жемчужно-сером рассветном воздухе его крона занимала почти половину неба и выглядела неподвижной тёмной громадой.

Викфорд подошёл и остановился под сенью узловатых ветвей. Он и сам до конца не понимал, что им движет, но то видение с Моркантом что-то в нём перевернуло. Он понял, наконец, что стрела, которой его ранила Эрика, не отравила его и не заколдовала. Как это ни странно, но она открыла в нём что-то совершенно неподвластное рассудку, дикое, нечеловеческое и очень мощное, то, что теперь медленно пробуждается, с каждым днём принося ему всё новые и новые открытия. И внезапно вспомнились рассказы Куна о балеритских Заклинателях. О тех, кто чувствует лес, видит мир его глазами и может брать его силу. Всё это было очень странно, ведь откуда всё это в нём? Он не балерит… Неужели эта стрела, в которую вложил свою магию Брайс Нье Айрх, способна была в один миг сделать из него Заклинателя, вместо того, чтобы его убить? Но почему? Что в нём такого особенного? Только то, что он паршивая овца в стаде Адемаров? А ведь его семья, пожалуй, даже больше Рябого короля виновна в смертях балеритов…

Он хоть и не был дома с момента смерти матери, то есть уже почти пятнадцать лет, но знал, чем занимается его отец и братья. Слухи, что вечно перемалывались при дворе, докатывались даже до Сенегарда. Люди шептались о том, чем именно служит королю глава Дома Адемаров. Не всё из этого было правдой, и не во всё Викфорд верил. Например в то, что король проклят… В Тавирре любого косого, кривого или рябого считают проклятым. Хотя, некоторые зверства Эдмунда оправдать нельзя было даже проклятьем.

Но вот то, что его отец Джералд Адемар умел плести специальные тавры, которые заглушали голос леса, не позволяя балеритам выслеживать захватчиков с помощью силы своих фрэй и Заклинателей, вот это было правдой. Благодаря этим таврам Рябой король и продвинулся так далеко на север. Ведь без магии леса, что могли сделать балериты с их луками и стрелами против живого огня тавиррских псов?

Делать тавры умели и его братья. И только Викфорду при рождении не досталось ни капли Дара. Он не умел делать живой огонь, не чувствовал Источника, и не мог черпать из него силу. Мать так и не смогла связать его с ним, и поэтому Джералд Адемар всегда считал его убогим. И, может, поэтому, его выставили из дому, отправив на услужение к командору Бастиану. Для военной науки он был ещё мал, а в адъютанты годился. Он поселился в его казарме. Чистил лошадь, штопал одежду и учился драться. У него не было Дара, но ум-то был, а ещё крепкие руки, отменное здоровье и звериное чутьё.

Поэтому то, что происходило с ним последнее время было очень странным и поначалу всё происходящее с ним казалось Викфорду проклятьем, отравой, колдовством, но именно этой ночью он понял, что это совсем не так. Что эти ветви и иглы, эти запахи и ощущения, откровения Рогатого Бога и даже то, что он чувствует к Эрике, всё это маленькие части одной большой картины, которая медленно открывается перед ним.