Веревочная баллада. Великий Лис

Феи радовались новому союзу – Верховная леди уговаривала Оливье остаться и надеялась, что брак удержит его в Трините. И Розина, конечно же, его Розина была восхитительна в серебристо-золотом платье с полупрозрачными крыльями, переходящими в расшитый шлейф, который чинно нес Бацифаль, и в диадеме с маленькими оленьими рожками. И когда она клялась Оливье любить его вечно, шел снег, и в нем кружились ледяные стрекозы – зачарованное видение, посланное одной из ее сестриц в подарок. Они вихрились парочками, словно останавливая миг, который мог упорхнуть вместе с ними далеко в холмы. Брачные обеты фей вбирали в себя самое ценное, что у них имелось – обещание разделить дары. И Оливье вдруг понял, что за долгие годы так и не узнал скрытого таланта Розины, которого она всегда стеснялась и никак, казалось, не проявляла. Невеста произнесла:

– Обещаю, мой Оливье, любить тебя и хранить тебе верность, пока один из нас не оставит мир, в котором мы встретились. Обещаю тебе, Оливье, принести в него детей с нашими чертами и гениями. Обещаю еще, что мой дар вдохновителя будет служить и тебе так же, как служил мне.

И тогда Оливье все понял.

Мастер Барте всегда приговаривал, что поэту нужно так написать свою жизнь, чтобы уйти со сцены вовремя. Маленький Оли думал, что отец подразумевает под этим завершение карьеры на пике славы. Только повзрослев, Оливье понял, что имелось в виду на самом деле. Жизнь с Розиной была счастливой: и в поместье Труверов, и в путешествиях, и в Трините, пару лет, когда их едва ли не уговорили остаться с феями. Двадцатидвухлетняя Розина тогда понесла предвещенного Ле Гри первенца. Они втроем – с еще не рожденным Тристаном под сердцем Розины – в очередной раз сбежали из Гормовой долины. Однако Оливье знал, он был уверен, что хочет однажды показать сыну весь Эскалот, и прежде всего чудесный Трините и нерушимый Пальер-де-Клев.

Эпилог

В усадьбе Труверов носились сквозняки. Осень входила в свою пору, и вокруг заметно холодало. Большие залы было сложно отапливать без слуг, которых Оливье отпустил на выходные. Он сидел в гостиной, потому что они закрыли то крыло, в котором располагался его кабинет. Оливье много писал: пьесы для театра, анкеты и эссе для агнологов, благодарности в ответ на письма друзей – поздравления Труверам сыпались, не прекращаясь. В гостиную, цокая каблучками домашних башмачков, вошла Розина. Она поежилась и пожаловалась:

– Ух, я сейчас околею! Что с дымоходом, проблему решили? Мы можем нормально топить камин? – спросила она, подойдя к огню, чтобы погреть пальцы рук.

Оливье отвлекся от бумаг и не сразу переварил услышанное:

– Да, я сейчас подброшу дров. Как малыш? Что сказал доктор?

– Сказал, что все нормально, и мне не следует так бдеть над его квелостью. Просто спокойный ребенок, немного сонливый. Сказал, тысячи матерей мне бы позавидовали! – посмеялась она.

– Я все равно вижу, как ты устаешь. Может, все же обсудим…

– Никаких нянь, – отрезала она.

Оливье жестом показал, что умывает руки и не лезет не в свое дело.

– Марионетки поселились в детской, у него семь нянек! Еще одну я не вынесу. Иначе мне совсем нечем будет заниматься, – продолжила она. – И я вообще перестану спать. Доктор выписал мне еще один курс таблеток от бессонницы, мои уже заканчиваются.

– Я бы к ним приложился: мигрень жуткая, а надо отоспаться перед премьерой.

– Конечно, я тебе сейчас дам, – Розина подошла к комоду и порылась в верхнем ящике. – Кто пишет?

– Петер, – тепло ответил Оливье. – Говорит, если мы захотим сделать из Тристана пальера, он лично займется его образованием.

– О, я бы рассмотрела его предложение! Из Тристана получится идеальный рыцарь: молчал, ни разу не капризничал в больнице, даже не пискнул, когда доктор ставил ему укол, – поведала Розина.

– Это точно наш ребенок? – удивился Оливье. – Его не подменили?

– Ужасен, – весело сказала Розина, впечатав пузырек со снотворным в стол перед Оли. – Ты просто ужасен.

– А ты прекрасна, – влюбленно проговорил он и потянулся к лекарству. – Вместе со своими таблетками. Когда придет кормилица?

– Через пару минут, – вспомнила Розина, взглянув на каминные часы, и убежала в коридор. – Надо собрать вещи, и хочу отдать ей то платье, которое порвалось по шву на пикнике.

– Зеленое? – Оливье дописывал ответ Петеру.

– Да, она белошвейка, помимо прочего. – Розина вернулась в комнату. – Я еще отправляю ее за покупками порой, так что она у меня и кормилица, и швея, и повар… ей очень нужны деньги, она была так счастлива, что нашла эту работу. Бедняжка. Оставлю ей ключи, на случай, если мы будем беспробудны.

– Очень на это надеюсь. Если ей не будет сложно, попросишь занести на почту? – он протянул конверт, адресованный другу в Пальер-де-Клев.

Раздался дверной звонок.

– Да, почтамт рядом… Пришла!

Когда дверь за кормилицей захлопнулась, Оливье уже растопил камин. По гостиной растеклось уютное тепло. Они улеглись на софе, согревая друг друга объятиями. Ветер все еще рвался в окно, вздымая белые шторы, как паруса. Оливье заботливо подсунул край одеяла под бок Розины и поцеловал ее в лоб перед сном.