– Да вы спятили! – сделала вывод я и выпрямилась. – Во-первых, я бы расцарапала рожу этой Марии. Во-вторых, я бы выбила из него генетический тест, и даже если бы тот пришел отрицательным, я бы своими руками выжала из этого разгильдяя правду по капле.
Не помню, кто первый нарушил молчание, но где-то через минуту прокрутки перед мысленным взором самого лютого эпизода за всю историю дневного телевидения мы с ним оба согнулись пополам от хохота.
– Между тем, твоя реакция полностью доказывает мой тезис, – заявил он, все еще корчась, потом кое-как взял более ровный, почти осторожный тон. – Мы видим благодаря свету. Мы так полагаемся на него, что все, им показанное, считаем чистой правдой. Всей правдой. А на самом деле ты об этом своем партнере ни фига толком не знаешь. Тебе ни разу в голову не приходило просмотреть его эсэмэски, когда он забывал телефон на столе. Ты ни разу не задумывалась, скольким еще чиксам подлюка-свет говорил то же самое «я тебя люблю».
– Ну ладно, – сказала я, потирая шею. – Нет нужды так сгущать. Я все поняла: свет – врет.
– Врет и не краснеет, – подтвердил доктор Эссо.
– И, надо понимать, вы мне сейчас скажете, что одна из хитростей света в том и заключается, что с какой бы скоростью ты ни бежал с ним ноздря в ноздрю, он все равно будет двигаться на триста тысяч километров в секунду быстрее тебя.
– Вот именно! – он вбил каждое слово в стол ударом пальца. – И я это не выдумал, чтобы тебя позлить. Люди сотни экспериментов поставили, чтобы доказать: это правда. Эксперимент Микельсона – Морли, тесты Кеннеди – Торндайка, потом Ивеса – Стилвелла. Загугли их всех – сама убедишься.
Он умолк, пожевал губу. Носки кроссовок под столом указывали почти вертикально вверх, словно он собирался на следующей реплике стартовать прямо сквозь потолок.
– Да будет свет! Свет существовал изначально, но до самого Эйнштейна мы как-то не почесались обратить на это внимание. Эйнштейн с помощью математики доказал, каким обманщиком может быть свет, но даже сегодня мы все еще узнаем о нем какие-то новые вещи, и чешем в репе, и диву даемся, почему он ведет себя именно так…
– Это все та самая шняга – квантовая физика, да?
Дикая версия, что ж поделать, – зато готовое объяснение всему, что сейчас в кино показывают.
– Не-а. Это на самом деле Эйнштейнова теория относительности, – сказал он очень мягко, чтобы не сбить меня с маху в полете. – Она про пространство – время и про то, как по-разному они себя ведут с разных точек зрения. Про то, что все, собственно говоря, относительно.
Эми, уборщица по будням, просунула голову в дверь.
– Извиняйте, что встреваю, – сказала она (две минуты до конца урока, хуже не придумаешь). – Риа, я помню, ты в Пекхэме живешь… Хотела предупредить, чтобы ты осторожно домой шла. По радио говорили, там снова стрельба. Тринадцать убитых. Люди Резни, судя по всему.
– Опять, – вздохнула я, когда дверь за ней закрылась.
– Ты его знаешь? – как-то жадно осведомился доктор Эссо. – Резню?
– Конечно. – Я даже растерялась, что он спросил – ему-то что с того?
Все в стране знали Резню и его парней. Он так часто мелькал в новостных приложениях, что его уже в начальные титры вносили. Хотя, наверное, меня не о том спрашивали.
– Не лично, естественно. А вы?
– Знаю, – носки кроссовок опустились на пол. – Знал в детстве. Он и тогда зажигал, если по правде. Хотя и не так, как сейчас. Совсем не так. Как бы там ни было, – добавил он уже более легким тоном, – большего я тебе сказать не могу, сама понимаешь.
Еще один волнительный коммент, который пришлось проигнорировать. Пока, по крайней мере. Я ухватилась обеими руками за сиденье стула, боясь, уж не откусила ли реально больше, чем смогу прожевать. Чувак с не внушающими доверия ногами, который держал в бумажнике фото моей матери и в детстве был на короткой ноге с Завьером Резней Тено? И повернутый на физике, к тому же… на первый взгляд. Об уравнениях он толковал, как большинство нормальных людей – о семье, и пальцы как на пусковых крючках держал, словно готов был их защищать, бедняжек.
– В общем, на сегодня, я полагаю, это все, – подытожил он.
Давай уже, Риа, крикнула я себе, мы уже достаточно его умаслили.
Сейчас или никогда.
– Ой, пока не забыла, – я кашлянула и вытерла мокрые ладони об задницу. – На классе по бренд-менеджменту сегодня училка сказала, что давно, в двадцатых годах, подростки все время делали эту штуку в социальных сетях – кажется, она «селфи» называлась. Ну, это когда руку вот так вытягиваешь и делаешь дурацкое фото себя в совершенно таком, неироничном ключе, очень всерьез.
– Было такое, – он улыбнулся и покачал головой. – Селфак.
– Так вот, мне для домашней работы задали сделать селфи с кем-то, кто родился до 2008-го.
– Круто, – одобрил он, потом до него дошло. – А, черт… ты со мной хочешь сфотографироваться, да? Слушай, я вообще-то не умею пользоваться камерой на моем телефоне…
Не успел он договорить, как я уже юркнула к нему под бок с телефоном наперевес.
– Так давайте на мой щелкнемся! Вот, держите так и нажмите любую кнопку, когда будете готовы.