Верхний мир

Ну и досмотрелась. То, на что приземлился мой взгляд, метрах в пятнадцати вправо от нас, мгновенно затопило меня такой паникой, какую испытываешь, только если твой разум уже когда-то разрывало в клочья – с такой жестокостью, что ни хрена не знаешь, соберешься ли потом обратно целым хоть когда-нибудь.

Оливия проследила мой взгляд до статуи женщины – на коленях с поднятыми руками. С глазами пустыми и черными, как ямы.

– Нет, – пробормотала я, слабея от сверхъестественного ужаса и сама плюхаясь на колени. – Нет, так нельзя. Не может быть.

Я не могла объяснить, каким образом эта фигура, которую я столько раз видела во сне и больше нигде, вдруг оказалась здесь, в реальной жизни. А ведь доктор Эссо меня предупреждал: в жизни есть много такого, чего глазами не видно. Все, что казалось совершенно невозможным, вдруг полезло в нее со всех сторон: сны, мама… даже этот его Верхний мир ощущался теперь на расстоянии вытянутой руки.

Оливия стояла, потеряв дар речи. Может, теперь она наконец готова – готова поверить во все те дикие вещи, которыми я собиралась с ней поделиться.

Может, теперь мы наконец доберемся до ответов.

Вечернее солнце играло на верхних этажах «Осколка», словно он был одной большой призмой. Дальше, за ним, туча выпячивала мясистую грудь, такую темную по краям, что грозила оставить на небе перманентную кляксу.

– Английский завтрак?

Оливия вытащила из рюкзака термос и две кружки, стерла влагу со скамьи и разлила. С минуту попарившись, что, если я коснусь скамьи, она растворится в воздухе, я все-таки села. Сад вокруг все равно был какой-то зыбкий, пугающий даже – особенно статуя. Но самый факт, что я здесь, добавил мне решительности. Все лишний раз доказывало, что я правильно сделала, не забив на маму.

– Спасибо.

Я так жадно хлебнула горячего чаю, что обварила себе вкусовые сосочки на пол-языка.

Что ж, теперь надо найти доктора Эссо. И первым делом понять – с помощью Оливии, скорее всего, – что я хочу ему сказать. Или, если мамиными последними словами: что я должна ему сказать. У меня имелась пара недопеченных идей, но, как заноза в пятке, чем отчаяннее я за них цеплялась, тем глубже они уходили. Мама была где-то там, в ткани пространства и времени – простой математический факт. А вот надежда, что мы сможем как-то туда проникнуть, зиждилась на куда более ненадежной почве. Оливия как раз открыла это для себя.

– Так. Согласно доктору Эссо, – начала она (интересно, это опять ее обычная манера вежливо прояснить факты, а потом от души насрать на них?), – собственные слова твоей мамы были таковы: «Риа тебе скажет».

– Ага.

– Это значит, что ты должна его чему-то научить?

– Да.

– О’кей, тут все достаточно ясно.

Ладно, малюсенькая доза сарказма, всего-то.

– И ты полагаешь, что рассказать ему должна что-то о времени или энергии?

– Не, – я нетерпеливо затрясла головой. – О времени и энергии.

Оливия так прыснула над тем, как серьезно это прозвучало, что чуть не захлебнулась слюнями.

– Да ну тебя! – я опытной рукой ткнула ей под ребра, в специальную точку: она это ненавидела. – Разница имеет значение.

– Ой, прости, – сказала она, смиряясь с тем, что со времени последней встречи ее сестра окончательно потонула в физике, почище доктора Эссо. – Будь добра, просто объясни мне, как ты дошла до этой временноэнергетической шняги.

Господи, с чего начать-то? Ладно, пусть будет с моего последнего открытия.

– Пару дней назад я смотрела видео по силе тяжести для домашней работы. Ну, и всосалась в глубокий спиральный сетевой поиск – знаешь, как это бывает.

Она торжественно кивнула. Уж она-то там в два раза больше моего времени потеряла.

– Короче, я наткнулась на статью, которую Альберт Эйнштейн написал лет сто назад.

– Это тот чувак, который «E = mc²»?

– Он самый. Статья называлась «Зависит ли инерция тела от содержащейся в нем энергии?». – Я попрочнее уперлась ногами в землю, готовясь к возможной реакции. – Скажешь, маньячество, да?

– Я физику бросила после средней школы, не забывай. Первый на выход. Тебе придется объяснить мне все реально просто, Риа.

– Резонно, – согласилась я (мне-то повезло иметь аж два дня на то, чтобы все это обдумать). – Значит так, инерция – это, в целом, просто забавное слово для чего-то медленного и тяжелого. Поэтому, если на простом английском, статья Эйнштейна называется так: «Правда ли, что у тяжелых предметов больше энергии?»

Она продолжала таращиться на меня большими глазами, так и оравшими: «Проще! Проще!!!»

Тааааак. Ну что ж…

– «Быть тяжелым» и «обладать энергией» не обязательно идут рука об руку. Нет такого, что, типа, наберу я в следующем месяце десять кило и сразу стану от этого более энергичной. На самом деле будет даже наоборот.

На самом деле я практически продвигалась ощупью.

– Что меня реально закоротило в названии, так это вопросительный знак.

– Вопросительный знак? – на всякий случай уточнила она.