Сколь бы бедственным ни было положение владельцев советских паспортов, это не трогало руководство полпредства. Они воспринимались как лица, утратившие связь с социалистической родиной, и их возвращение не могло способствовать ее дальнейшему процветанию.
Характерно, что Молотов, которого Деканозов не преминул ознакомить с материалами Шкварцева, не оценил ретивости главы миссии. Видно, ему претил непрофессионализм, который не могла компенсировать показная идейность. Наркому было известно, что Шкварцева до его отъезда в Берлин несколько раз принимал Сталин, и это, естественно, исключало резкую критику полпреда (по крайней мере до поры до времени). Поэтому Вячеслав Михайлович ограничился тем, что украсил один из докладов Шкварцева о лишении соотечественников советского гражданства резолюцией, адресованной Потемкину: «Т. Потемкину. Нужно ли это делать? Не закинем ли в лагерь активных врагов?»[52]
{420}Назначение Шкварцева на должность полпреда в сложнейший, полный противоречий период оказалось провальным. Судьба Советского Союза зависела от правильного понимания намерений гитлеровского руководства, и донести до Москвы это понимание миссия в Германии могла только отчасти. Положение в какой-то степени спасали первый секретарь Павлов и первый советник (советник-посланник в нынешнем понимании) Михаил Тихомиров. Они были не в восторге от того, что вынуждены подчиняться человеку, далекому от внешней политики и дипломатии. Судя по всему, особенно переживал Павлов, рискнувший вступить в конфликт с полпредом.
Немного подробнее расскажем об этом дипломате, который достаточно уверенно чувствовал себя в полпредстве, в том числе и потому, что мало кто мог сравниться с ним в умении находить и поддерживать контакты, добывать информацию, анализировать ее и составлять донесения в центр. На способности Павлова, которыми он выделялся в массе советских дипломатов, обращали внимание и немцы и при этом рассматривали его как одного из своих главных врагов в полпредстве. Первый секретарь не заблуждался насчет истинных намерений гитлеровцев в отношении СССР и критически оценивал нацистские порядки.
Неудивительно, что отъезд Павлова в конце 1940 года не прошел незамеченным для немцев, которые следили за его «большой служебной карьерой»{421}
. Он стал заведующим Центральноевропейского отдела НКИД и по оценкам Аусамта «представлял собою круги, наиболее резко выступающие против дружбы с Германией». В Берлине «его изучали больше, чем Шкварцева, и ненавидели»{422}. По сведениям полпредства, в гитлеровском МИДе было собрано целое досье на Павлова.Этот незаурядный и амбициозный дипломат придирчиво оценивал способности полпреда. Вскоре после их приезда в Берлин «обнаружилось, что Шкварцев не умеет формулировать свои мысли на бумаге». Павлов вспоминал: «У меня появилась еще одна обязанность – вести его дневник, т. е. записывать его беседы с иностранными дипломатами. Все это было бы полбеды. Хуже было то, что он не имел ни малейшего представления, как следует вести свой разговор с иностранцами. Порой он говорил им всякие глупости»{423}
. Павлов выражался даже сильнее: «несет околесицу»{424}.Первый секретарь не захотел мириться с подобным положением вещей, наносившим ущерб государственным интересам. Возможно, он также исходил из соображений личного порядка, демонстрируя руководству НКИД свое отношение к делу, а заодно подставляя своего шефа. В информационных материалах, подкрепляя собственные выкладки, он мог написать: «Такой вывод можно было бы сделать из разговора тов. Шкварцева в сентябре месяце 1939 г. с руководителем культурного отдела МИДа Твардовски на тему…» и т. д.{425}
Из этого можно было заключить: сам полпред этого вывода не сделал, пришлось за него думать первому секретарю.Этим дело не ограничилось. 27 апреля 1940 года Павлов адресовал Молотову большое письмо, критиковавшее Шкварцева, точнее, методы его дипломатической деятельности. «Считаю долгом большевика довести до Вашего сведения, что т. Шкварцев в беседах с иностранными дипломатами держит себя неуравновешенно, не отражая своего истинного поведения в дневниках, которые отсылаются в НКИД», – сообщал первый секретарь. В вину полпреду ставилось его стремление «учить» коллег по дипкорпусу марксистско-ленинской грамоте, забывая, что главная задача – заводить и поддерживать полезные связи для получения нужных сведений.