Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

В марте 1941 года началось размещение германских воинских контингентов в Болгарии, которая стала членом Тройственного пакта. Это произошло несмотря на возражения со стороны СССР. В переданной Шуленбургу ноте Молотова говорилось: «Очень жаль, что несмотря на предупреждения со стороны Советского правительства в его демарше от 25.XI 1940 года, Германское правительство сочло возможным стать на путь нарушения интересов безопасности СССР и решило занять войсками Болгарию». Одна фраза прозвучала весьма жестко, почти угрожающе: «Германское правительство должно понять, что оно не может рассчитывать на поддержку его действий в Болгарии со стороны СССР»{480}.

Аналогичное неудовольствие вызвал ввод германских войск в Финляндию и Румынию.

Впрочем, еще раньше, летом – осенью 1940 года, советское правительство своими действиями тоже нанесло ущерб германским интересам – так, по крайней мере, считали в Берлине. Имеется в виду присоединение к Советскому Союзу прибалтийских стран. 9 сентября 1940 года Вайцзеккер в беседе со Шкварцевым проговорился о том, как была сформулирована позиция Германии в инструктивном письме Шуленбургу: «Акция Советского правительства в Литве и вообще в Прибалтийских странах представляет собой захват территории»{481}. Правда, статс-секретарь спохватился, «тотчас же слово “захват” заменил словом “приобретение” и просил слушать в этой редакции»{482}. Но слово не воробей…

Симптоматичными являлись перемены в отношении немецких властей к сотрудникам советских учреждений, как с дипломатическими, так и с обычными паспортами, и вообще к советским гражданам.

24 ноября 1940 года в Вене на выставке «Победа на Западе» был задержан и препровожден в гестапо сотрудник полпредства А. Я. Седых за то, что «делал записи», хотя никто официально подобный род деятельности не запрещал. На выручку примчались генконсул в Вене Переверзев, секретарь генконсульства Волков и вице-консул Васильев. Но это вмешательство не помогло. Гестапо задержало еще и Волкова, «который был грубо схвачен чинами полиции и отведен в автомашину». В конце концов инцидент был улажен, но неприятный осадок остался{483}.

Неоднократно случалось, что немцы препятствовали передвижению дипкурьеров. Однажды пришлось неделю ждать разрешения МИД, чтобы доставить почту из Берлина в Брюссель, где находилось советское генконсульство{484}.

Крайне недоброжелательным было отношение германской оккупационной администрации к советским гражданам в Польше. Это подтвердила поездка в Варшаву Кобулова. Он отправился туда в октябре 1939 года для участия в работе Смешанной пограничной комиссии, а также чтобы выяснить, в каком состоянии находится здание полпредства. Увиденное произвело малоприятное впечатление:

…здание полпредства в Варшаве разбито, имущество полпредства СССР сложено в нижнем этаже и подвальном помещении. Часть имущества расхищена. Почти все несгораемые шкафы взломаны. Немцы объясняют, что грабеж был произведен отступающими польскими частями при сдаче Варшавы. Варшава разрушена. В городе громадные очереди за продуктами, регистрация евреев, сдача радиоприемников и фотоаппаратов. Настроение в городе подавленное. Наше полпредство осаждают граждане, которые просятся в Союз. Продовольственное положение в Варшаве крайне напряженное. Приезду нашей пограничной делегации в Варшаву немцы придали пышный характер. Было устроено два банкета в честь советской делегации. Тов. Кобулов дважды обращался к рейхскомиссару г. Варшавы д-ру Отто с просьбой получения материалов для реставрации здания полпредства СССР, но материалы до сих пор еще не получены»{485}.

Кобулов сообщал, что советским гражданам в завоеванной немцами Польше отказывают в выдаче пропусков на въезд и выезд хотя бы для посещения консульского отдела полпредства в Берлине и генконсульства в Кенигсберге. Кобулову приходилось обращаться в этой связи с протестами и просьбами к младшему статс-секретарю Берману{486}.