Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

С весны 1940 года наступает постепенное охлаждение советско-германских отношений. Поведение нацистов наводило на тревожные размышления. Еще в начале года между двумя государствами было достигнуто соглашение об учреждении новых консульств. С учетом того урона, который был нанесен консульским связям в 1938 году, это был, конечно, конструктивный и ободряющий шаг. Немцам предлагалось открыть консульства в Ленинграде, Львове, Одессе, Батуми и Владивостоке. Советский Союз собирался это сделать в Варшаве, Вене, Гамбурге, Кенигсберге и Кракове. Однако в отношении польских городов гитлеровцы попросили повременить и открыть там консульства только через год. Но и через год этого не произошло. Немцам ни к чему было размещение советских дипломатов и разведчиков на территории страны, где предстояло сконцентрировать военные силы для удара по СССР{463}.

Уже не тревожный звонок, а набат прозвучал летом 1940 года, когда Третий рейх разгромил в Европе англо-французские войска и превратился почти в полновластного хозяина всего континента. Для Сталина и Молотова, рассчитывавших, что Гитлер надолго увязнет в боевых действиях на западе и СССР останется в роли «третьего радующегося», это стало шоком.

Вначале Молотов исправно и с претензией на искренность передавал свои поздравления Шуленбургу, а через него германскому правительству. В апреле 1940 года, после захвата нацистами Дании и Норвегии (под предлогом, что там могли высадиться британские войска), он сказал послу, что «ему понятны действия германского правительства, так как, видимо, Англия слишком далеко зашла в отношении нейтралитета Норвегии и Дании». Нарком добавил: «Не исключено, что Англия действительно готовилась к занятию побережья Норвегии и Дании. Поэтому меры Германии в отношении Норвегии и Дании следует считать вынужденными»{464}.

17 мая 1940 года он сказал, что известия о победах германского оружия «чрезвычайно важны» и «положение нужно расценивать как оптимистическое»{465}. Но спустя месяц в его поздравлении зазвучали нотки, свидетельствовавшие о том, насколько в Москве ошеломлены германским блицкригом. «Молотов поздравил германского посла с победами германской армии и заметил, что вряд ли Гитлер и германское правительство ожидали таких быстрых успехов»{466}.

На самом деле немцы как раз ожидали таких успехов, планировали и готовились к ним. А вот в Москве их действительно не ожидали, и советское руководство, поставившее на дружбу с нацистами, почувствовало, что может попасть впросак.

В октябре 1940 года по указанию Молотова в НКИД была составлена справка, отражавшая деятельность гитлеровцев по созданию «нового порядка» в Европе. Эта справка готовилась на основе анализа открытых материалов, включая публиковавшиеся в СМИ выступления, заявления и статьи руководителей Третьего рейха. Хотя они старались не афишировать свои планы в отношении СССР, многое было подмечено советскими дипломатами.

Во-первых, они обратили внимание на пренебрежительное отношение нацистской верхушки к СССР как к сырьевому придатку Германии. Слова министра экономики Вальтера Функа: «Россия является естественным дополнением для высокоразвитых индустриальных государств. Мы считаем, что Россия в качестве поставщика сырья и покупателя германских готовых изделий и в будущем займет еще большее место, чем до сих пор»{467}.

Во-вторых, делался явный намек на то, что роль России в качестве сырьевой базы германской индустрии вовсе не предполагает сохранение самостоятельности России. Иными словами, подразумевалась возможность германского нападения на СССР. Авторы справки, зная, что в кремлевских верхах исключают такое развитие событий в ближайшие несколько лет, благоразумно оговаривались: мол, это произойдет не раньше, чем гитлеровцы совладают с Англией. «Если бы германо-итальянскому финансовому капиталу удалось разбить Англию и осуществить свою диктатуру на европейском континенте, то естественно, что их отношение к СССР могло бы очень быстро измениться в худшую сторону, и при выборе географического направления империалистической экспансии на запад или на восток у германо-итальянского империализма будет больше оснований для выбора восточного направления, чем западного, во-первых, из классово-политических соображений и во-вторых, из военно-стратегических соображений»{468}.