Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

В разделе о внутреннем положении Германии акцент делался на «полицейском терроре», который «продолжает свирепствовать», преследовании инакомыслящих, массовых арестах и казнях. Отдельно упоминалось о закрытом судебном процессе над писателем и философом Эрнстом Никишем, осужденным на пожизненную каторгу и помещенным в концлагерь. «Положение политических заключенных в Германии, – подчеркивалось, – особенно сейчас в период войны и недостатка продовольствия ужасно. Заключенные в концентрационных лагерях, доведенные побоями и недостатком продовольствия до отчаяния, кончают жизнь самоубийством, бросаясь на окружающую лагерь колючую проволоку, находящуюся под током высокого напряжения. В страхе перед гестапо никто не говорит на улице о политике… Всякая живая мысль, бичующая режим, подавляется, а носители ее немедленно изолируются»{451}.

В качестве еще одного примера приведем докладную записку Павлова «Об антисоветской литературе в Германии», датированную 6 апреля 1940 года. Тема достаточно узкая, но в действительности автор затрагивал более широкие вопросы, связанные с отношением нацистов к Советскому Союзу.

В СССР с началом «дружбы» с Германией попала под запрет вся антифашистская литература, с экранов исчезли фильмы, причем не только те, которые осуждали Гитлера и созданный им «новый порядок», но и носившие общий антифашистский характер. Перестали показывать «Карьеру Рудди» (ленту, показывавшую во всей красе штурмовиков и рассказывавшую о преследовании евреев в Германии), «Профессора Мамлока», «Болотных солдат» и «Борьба продолжается», даже «Александра Невского» Эйзенштейна. Из магазинов и библиотек изымались все произведения, отрицательно отзывавшиеся о нацизме.

Немцы тоже умерили антисоветскую и антироссийскую пропаганду. Это, в частности, отметил в своем отчете генеральный консул в Данциге Михаил Коптелов. «По НСДАП в районе Данцига разошлось соответствующее указание партийного руководства. Против тех, кто ему не следовал, принимались строгие меры, вплоть до исключения из партии. Данцигские газеты начали печатать статьи и заметки, положительно характеризовавшие жизнь в СССР. Ко дню рождения Сталина поместили передовицы, славившие прозорливость великого революционера и советского вождя, который установил дружественные отношения с Германией»{452}.

Вместе с тем, в отличие от советских коммунистов, немецкие нацисты не так уж старались смягчить антисоветский накал своей пропаганды. Фильмов о борьбе с Советским Союзом или Россией им, правда, не пришлось запрещать: германский кинематограф их не производил, и в этой области запрещать было нечего. Ну а литературу пришлось «пошерстить», хотя не так основательно, как в СССР. На это обратил внимание Павлов. Но, констатировав, что «после пакта изъята большая часть клеветнической антисоветской литературы», он посетовал на то, что немцы не довели дело до конца. «Несмотря на установление дружественных отношений с Советским Союзом германское министерство пропаганды не только не пропускает на рынок доброкачественной книги о Советском Союзе, хотя бы даже написанной и людьми из их лагеря, но считает целесообразным оставить некоторое количество антисоветской литературы на книжном рынке. Эти два факта свидетельствуют о том, что Германия не желает, чтобы ее население узнало бы хотя бы приблизительную истину о Советском Союзе»{453}.

Павлов цитировал некоторые образцы антисоветской литературы. В брошюре «Россия и мы» интерес к России был обусловлен исключительно возможностью выкачивания из нее сырьевых богатств. Книга Михаила Цулукидзе «Украина» была пожестче. Речь в ней шла об угнетении украинцев русскими и о том, что спасения украинский народ может ждать только со стороны Германии. «45 миллионов украинцев живут без собственного государства», – сокрушался автор. Павлов возмущался, указывая, что в этой книге «каждая страница проникнута звериной ненавистью к Советскому Союзу и симпатиями к Германии, в которой автор видит будущего спасителя Украины»{454}.

Затем дипломат обращал внимание на то, что министр пропаганды Геббельс «почти ни в одной из речей, начиная с августа месяца [то есть с подписания пакта], ни единым словом не упоминал о Советском Союзе и политическом сотрудничестве его с Германией»{455}. Интересный контраст с похвальными речами о нацистской Германии, которые произносили советские руководители.

Павлов позволил себе общую критику нацистского режима, отметив, что «единый внутренний фронт германского народа» построен на «беспримерном, невиданном в истории обмане народа». Нацисты «пускают в ход все средства (печать, выступление с демагогическими речами своих вожаков перед собраниями рабочих и служащих на предприятиях, расклейка плакатов, маскарады, балаганы и т. д.) для того, чтобы подкрепить свои аргументы»{456}.