Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

О том, что польское посольство было дезориентировано и могло только гадать об обстановке на родине, свидетельствовали и другие заявления Янковского. Будто бы отступление польской армии было заранее стратегически спланировано, чтобы дать решающее сражение немцам на люблинском рубеже. Дескать, тогда не пришлось бы распылять силы, поскольку линия фронта сузится от 1600 до 600–700 километров{302}. Конечно, дипломатам не хотелось думать, что война по сути проиграна и никаких решающих сражений уже не предвидится.

Адекватную информацию о положении полпредства в Варшаве НКИД получил только 22 или 23 сентября. Сотрудник представительства Костин (он, кстати, был секретарем партийной организации) каким-то образом сумел выбраться из осажденной Варшавы и доехать до Кенигсберга. Оттуда он позвонил в полпредство в Берлине и сообщил о бедственном положении миссии в Варшаве. Полпред в Германии Алексей Шкварцев позвонил Козыреву. Тот безотлагательно сообщил о положении дел Молотову. Затем по указанию наркома 24 сентября встретился с Хильгером и попросил о помощи.

Фрагмент из дневника Козырева:

…я по поручению наркома сделал ему следующее заявление.

В Варшаве, в здании нашего полпредства остались 61 чел. советских граждан, из коих: 23 человека детей и 22 женщины. У нас имеются сведения, что здание полпредства разрушено польской артиллерией, и половина здания сгорела. Дети и женщины сидят в подвале без хлеба, воды и света. Из подвала не выходят, боясь расправы со стороны поляков. Эти сведения о судьбе наших граждан в Варшаве мы получили от нашего полпреда в Берлине тов. Шкварцева, которому об этом дал знать сотрудник полпредства в Варшаве Костин, покинувший Варшаву еще 21-го сентября вечером и находящийся сейчас в Кенигсберге.

О судьбе указанных 61 человека советских граждан за время с 21 сентября нам ничего не известно. Поэтому нарком поручил мне просить Вас довести об этом до сведения посла и передать послу нашу просьбу предпринять соответствующие шаги к выяснению судеб оставшихся в Варшаве советских граждан и к оказанию им необходимой помощи.

Гильгер обещал немедленно сообщить мое заявление послу и связаться по телефону с Берлином, чтобы просить МИД сделать все возможное{303}.

Информация, переданная Козыревым, почти дословно повторяла содержание телеграммы Шкварцева. В ней также уточнялось, что все дипломатические миссии, кроме советской, покинули Варшаву. Полпредство, со своей стороны, обратилось в германский МИД с просьбой помочь в эвакуации советских граждан, которые «ждут очередного обстрела»{304}.

Что ж, похвальная, хоть и запоздалая забота о советских гражданах – сотрудниках загранучреждения. Правда, вызывает сомнения пассаж о том, что здание полпредства было разрушено польской артиллерией. Едва ли польская артиллерия стреляла по своей столице; скорее всего, Шкварцеву по политическим соображениям было неудобно и неосмотрительно говорить, что Варшаву разрушает немецкая артиллерия. Ведь немцы теперь стали друзьями. И не факт, что намечалась польская «расправа» с полпредством. Когда полпредство загорелось в результате попадания в него нескольких снарядов, тушить его приехала польская пожарная команда. Так что расправы не последовало. Поляки сражались с гитлеровцами и не собирались сводить счеты с женщинами и детьми. Отношение к дипломатической миссии СССР польских властей отличалось от отношения советских властей к польским дипломатическим миссиям.

О том, что конкретно сделали немцы в ответ на советскую просьбу, расскажем позднее. А пока – некоторые факты, иллюстрирующие положение дел в полпредстве в отсутствие полпреда и других начальников. Эти факты содержались в справке, составленной членами партийного комитета миссии уже в Москве. Она была направлена в Центральный комитет ВКП(б) и Деканозову. С ней также ознакомился Молотов.

Приведем текст справки в оригинальном виде: