Читаем Вернадский. Дневники 1917-1921. полностью

Полная оторванность от мира. Все дорожает: население не привозит припасов. Нет почты и нет ж[елезно]-д[орожных] сообщений.

Читал Гилярова, Котляревского (Миров[ая] скорбь)12. Сzарek II 13. Отделывал ж[ивое] в[ещество].

У Васил[енко]. С ним о Лаппе – как большом человеке и историке. О литовск[ой] ист[ории]. Об Антоновиче. Сегодня купили его библиотеку. Хотят сохранить ее нетронутой. Как историк он небольшой, по-видимому. И тут культ его, который теперь идет – культ \далее нет текста\.

13.II

Работал над жив[ым] вещ[еством]. Хорошо.

Утром В. Д. Огиевский о Лесном учен[ом] комит[ете]. Потом был в библиотеке] унив[ерситета], канцел[ярии] Акад[емии] н[аук] и Нац[иональной] библиотеке], в химич[еской] лаборатории синд[иката] сахара. Тянет к лабораторной работе. Осматривал Левашовскую усадьбу: если бы присоединить здание Генерального Суда и 2-ую гимназию (как указывает Н. Прок. [Василенко]) – прекрасное место будущей Академии.

С Ириной [Старынкевич] о работе. Все еще не начинается работа! Приходится на астрололе.

Был на заседании геолог[ического] кружка – доклад Зографа о гидрогеологии Полтав[ской] губ.

Заходил В. И. Липский – о ботанич[еском] саде – соединении с гербарием. Необходимо обрат[ить] внимание на криптогаммы и низшие растен[ия]. Л[ипский] хочет Очерк истории ботаники в Украине.

С Огиевским об учете древесины в дереве.— На каждом шагу не изучено.

Читал Bottazzi о цитоплазме 14. Гилярова – II-ю часть.

Политически все неясно. Абсолютное незнание того, что кругом. В Киеве не верят прочности большевиков и думают, что идут союзные войска. В населении (прислуге) растущее настроение против большевиков. Галаган[овский] дом отдан (временно) национальной библ[иотеке]. Солдаты выведены.

15.II

Вчера работал хорошо над ж[ивым] в[еществом].

Утром Бессмертная – о работе над жив[ым] вещ[еством]. Ей – или бериллий, или ванадий? Бывалая революционерка – теперь резкая антибольшевичка? Заходила Ирина [Старынкевич] – о работе.

Надеюсь, в понедельник начнется заседание Комитета Нац[иональной] библ[иотеки] – забота о получении имущества МИД, здании Сената – удачно и неудачно. Там и в канцелярии] Ак[адемии] н[аук] очень нервная и треплющая [нервы] деятельность в связи с упрочением нашего положения при большевиках. Осмотр Галагановского пансиона; все приведено в негодность, но можно наладить.

Заходил Личков; он находится в тяжелом настроении, как кругом. С ним разговор о философии и, как всегда, о положении.

Никто ничего не знает; чувствуется, что что-то делается – но мы разобраться в этом совсем не можем.

Был Линдеман. О его бактериол[огическом] инст[итуте]. Он указывал на поднявшиеся толки в связи с реквизицией Леваш[овского] пансиона. Уверял, что говорят, будто это п о ж е р т в о в а н и е. Он переживает полное крушение того, чему поклонялся. Если бы не дети, легко бы добровольно ушел из жизни. Верит, что идет гибель культуры— новое нашествие варваров – как римлян на древнееврейскую культуру. «Мечтает» о море, считая, что [он] уменьшит человеческий род — и думает, что мор в виде какого-нибудь поветрия неизбежен. И парадоксы, и факты, не отвечающие действительности.

Ганфман с женой. Застали еще Линдемана. Тоже думает об упадке культуры...

Никто ничего не знает, что кругом. Все исходят из переживаний, и психология здешних – страны побежденных. Немного знают о Германии – тоже. Но решают победители – для нас загадка.

Читал Spallanzani V 15, Гилярова.

28.II

Удивительно тяжелое и странное положение. Никто ничего не знает. Совершенно отрезаны от мира. Газеты переполнены ложью и вращаются среди мелких и узких споров.

Киев полон слухами. Самые достоверные известия при проверке оказываются неверными. Эти дни опять слухи о непрочности большевиков, боях у Фастова, взятии Петрограда, приходе союзников.

Украинцы упорно говорят о переговорах Антанты. Сегодня Ефремов после заседания Ком[итета] Нац[иональной] биб[лиотеки] говорил об известии из Винницы (от Фещ[енко]-Чан[овского]) о соглашении с Антантой – признана независимость Украины. Почти заключено? Верно ли? Возможно ли? По общей конъюктуре мне представляется невозможным хотя бы потому, что не отвечает реальному соотношению сил.

Воскр[есенье], 4.III

Работал над жив[ым] вещ[еством].

Утром у Багалея. С ним в связи с опасностью для библ[иотеки] Дух[овной] Акад[емии]. Вчера Беркенг[ейм] сообщил о намерении ее захватить для одной из большевистск[их] школ. Необходимо удержаться, взяв временно под охрану Ак[адемию] н[аук] и Нац[иональную] библ[иотеку]. Для этого же ходил и к А. М. Лукьяненку. Его не застал – он был на обедне. Странную смесь он представляет – умный, набожный, довольно широко образованный. Но чего-то не хватает. Ниночка наиболее довольна его лекциями.

Набожных теперь много среди интеллигенции – мой сын и дочь, Така Милюк[ова]. Из профессоров тоже Тарановский, Лукьяненко, Дубянский. Многие подчеркивают. Неужели начнется религиозное гонение?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное