Дождалась, пока Карло вернется в палату – она поняла, что происходит, – и зашла в «Инстаграм». Чтобы развеяться, под липовым профилем она следила за жизнью Кьяры Ферраньи и Федеса, Ким Кардашьян и Софии Казадеи. Она надеялась, что ошибается: на последней фотографии была запечатлена «Сильвия» с надписью: «Это причиняет боль», собравшая триста с лишним лайков. Одна и та же книга в руках у Карло и на ее страничке. Третья книга и третье совпадение за последнее время. Она не задала мужу ни одного из интересовавших ее вопросов (вы поддерживаете отношения? книги тебе высылает она? ты слепо следуешь ее литературным пристрастиям?), ей удавалось развеять сомнения, даже если подозрение и не выглядело беспочвенным. Маргерита старалась разгадать, что творилось в душе у ее мужа: было ли это наваждением или мучительной нерешительностью перед замаячившими возможностями, или он хотел вернуться в то время, когда был не то преподавателем, не то писателем, в общем, в то время, когда он мог еще кем-то
Вернувшись в палату, она приблизилась к матери и улыбнулась:
– Мам…
– Да, моя девочка. – Анна прокашлялась. – Почему ты такая мрачная? Давай выкладывай.
Маргерита нашла глазами мужа и, словно обращаясь к нему, проговорила:
– Тебя прооперируют. Вставят пластину, и будешь как новенькая.
Ее мать посмотрела на нее невидящим взглядом, затем отвернула голову и закусила губу.
– Мам!
– А я-то всегда думала, что такие штуки делают тем, кто на ладан дышит.
Карло присел к ней на кровать.
Анна посмотрела на него:
– Я могу отказаться?
Услышав в ответ «нет», она попыталась выдавить из себя улыбку.
Лоренцо, оставив альбом с Пимпой, подошел к ней поближе. В руке у него был зеленый фломастер, некоторое время он колебался, а затем принялся разукрашивать ее руку в гипсе: от локтя к запястью, от запястья к локтю. Он рисовал одну из своих светящихся картинок.
– Нарисуй мне сердечко, – попросила бабушка.
Лоренцо ответил отказом, и Анна взглянула на Маргериту:
– А ты у нас парень несентиментальный.
– Сегодня ночью я нарисую тебе сердечко, когда ты заснешь.
– Сегодня ночью мне тут никто не нужен.
– Не выдумывай.
– Это ты не выдумывай, ясно?
– Ладно, посмотрим.
– Нечего тут смотреть, моя девочка. Думай о своей работе, тебя и так со всех сторон осаждают.
– Да никто меня не осаждает.
– Ты прямо как Бонапарт при Ватерлоо.
Медсестра сообщила, что время визитов подошло к концу. Когда все вышли, Маргерита прошептала Анне на ушко:
– Давай я останусь? Прошлой ночью нам же было хорошо вместе, а?
– Я хочу побыть одна, солнышко.
Маргерита взяла ее руку и сжала в своей. Оглянулась на тумбочку, проверила, на месте ли полотенце, вода и печенье. Анна не хотела ничего читать. Выходя из палаты, Маргерита посмотрела на мать, та наблюдала, как за окном сгущаются сумерки. В коридоре она прикрыла рот рукой, к горлу подступили рыдания, сдержавшись, Маргерита нагнала Карло у выхода из больницы и попросила присмотреть за Лоренцо, так как ей нужно заскочить в агентство. Ходьба поднимала ей настроение, от прогулок с Лоренцо в коляске она даже постройнела. А вот Милан все время менялся – кишел новыми стройками и удивлял новизной, как молодой человек, которому сказали: а теперь – живи на полную. Оказаться с малышом среди небоскребов из стекла с вертикальными лесами, на сельской улочке или в историческом центре, по которому снуют велосипеды, те велосипеды, что можно взять напрокат в любом районе, затем немного пройтись, потом, проехав на велосипеде, вскочить в трамвай и выйти около нового метро, поднимавшегося на Остров. Говорят, Милан заново расцвел к «Экспо-2015».