Срезав путь на виа Сольферини, она прошлась по Навильи около Сан-Марко и по корсо Гарибальди вышла к Дуомо. Тут шрамы ощущались сильнее: закрытые ставни еще вчера открытых магазинов, таблички «Продается» и «Сдается в аренду», клочки старых газет на пыльных витринах, китайские лавки на месте пустующих банков, работающие круглосуточно супермаркеты. На корсо Порта Романа она насчитала два обанкротившихся ресторана и один магазин оптики, да и для агентств недвижимости настали трудные времена. Сначала ей пришлось уволить Габриэле, затем ипотека пробила брешь в семейном бюджете, и ей не оставалось ничего другого, кроме как согласиться на слияние с крупным концерном. Она променяла агентство на квартиру с волшебным светом и на туманную перспективу стабильности в будущем. Однако вот уже несколько часов она знала: у Карло в руках была книга Софии. Практически безработный Карло. Человек без профессии, ее муж – человек без профессии и оттого такой уязвимый. Семьсот евро в месяц и дюжина проваленных собеседований (два из которых остались в подвешенном состоянии) – вот и все его достижения. Человек на грани. И все же он был тем человеком, с которым она пришла в кабинет с жалюзи цвета крыла горлицы и слушала невролога, который произнес
Около церкви Сан-Надзаро-Маджоре Маргерита заметила индийскую закусочную, ту самую, возле которой приходила в себя после разговора с Софией Казадеи. Софиино кафе, на месте которого открыли винный магазин, она – ревнивая, но благоразумная: так странно вновь вспомнить то далекое, но справедливое прошлое. Если она стала такой, если они стали такими, значит, все имело смысл. Замедлив шаг, она постаралась убедить себя в этом, остановилась и вернулась назад, свернула в улочку за закусочной и дошла до университетских ворот. Напротив заметила книжный магазин «Кортина». Зашла, подождала, пока обслужат двух студентов, и купила томик «Сильвии». Опустив книгу в сумку, вернулась на корсо Порта Романа и остановилась на светофоре: покупка книги определенно успокаивала. Взглянув на свое отражение в аптечной витрине, уложила волосы на одну сторону и поплотнее завязала шарф; ей показалось, что время не оставило на ней заметного отпечатка: летом у нее даже проступали веснушки, и подруги уверяли, что веснушки притягивают двадцатилетних.
Однако двадцатишестилетний у нее уже был, она трепетно хранила в памяти то воспоминание. С ним она осознала, что неверность прежде всего означала верность самим себе. Андреа. Выйдя из его квартиры тем вечером, девять лет назад, она отправилась на работу, хотя так поздно там уже никого не было, закрылась в туалете и прикрыла глаза рукой. Затем сказала своему отражению: ты это сделала. Ты взяла в рот то, что тебе не принадлежит; ты раздела его и позволила раздеть себя; ты раздвинула ноги на кухонном столе и польстилась на молодого парня, на его накачанные плечи, на его силу; ты жадно накинулась на него; ты переспала с ним, почувствовав себя молодой, желанной и счастливой. Это все она повторяла себе на протяжении нескольких минут, закрывшись в туалете собственного агентства, ощущая онемевшие ноги, разгоряченную кожу и новый запах; наконец произнесла и это слово: крушение. У ее вагона была ненадежная сцепка, отец был прав: ее состав сошел с рельсов и не доехал до пункта назначения, она была синьориной Шарфенберг[9]
, и вот к чему это привело. Тем вечером она вышла из туалета, села за рабочий стол и набрала на клавиатуре описание квартиры на виа Морганьи. Она писала о просторных спальнях, благородной обстановке, об окнах, выходивших на север и на юг, а закончила словами: молодая, желанная и счастливая. Взглянув на эти три определения, она осознала, что чувство вины – простая банальность. Вся правда, настоящая правда, состояла в том, что все вышло естественно. Она переспала с молодым парнем, который ей нравился и который доставил ей удовольствие. Это как-то повлияло на ее брак?