Верность виконтессы. На службе Ее Величества

Габриэль слышал, что архитекторы Святой Софии были не только гениальными инженерами, но и талантливыми математиками[129], и в это охотно верилось: только гении могли с непостижимой точностью просчитать столь грандиозную конструкцию. К тому же основание необъятного купола прорезали сорок окон и солнечные лучи, проникая внутрь, казалось, отрывали его от стен. Исполинская полусфера, отделенная сплошным световым поясом, словно парила над молящимися внизу людьми.

С просветленной душой Габриэль покинул Святую Софию. Он обошел собор снаружи и в который раз с интересом осмотрел конную статую Юстиниана, установленную на высокой колонне посреди церемониальной площади у подножия храма. Слегка поколебавшись - куда пойти? - виконт все же повернул в сторону Босфорского пролива, намереваясь прогуляться среди цветущих персиков и миндаля. В этот миг его кто-то дернул за рукав и возле уха прозвучал знакомый голос:

- Командир!

Габриэль резко обернулся и чуть не крикнул: «Ахмед!» - но вовремя спохватился, вспомнив, что здесь арабское имя прозвучит несколько неуместно. Движением головы он пригласил сарацина следовать за ним и торопливо зашагал к ближайшей кипарисовой роще.

Надо же! Он только что попросил Господа подсказать ему способ, как разыскать супругу, и тут появился Ахмед! Воистину чудо! Наконец, убедившись, что они достаточно удалились от любопытных глаз, Габриэль негромко выразил восторг:

- Ахмед, как я рад тебя видеть!

- Я тоже, командир. Мне удалось узнать: твоя жена в Дамаске.

- Мне об этом известно, - не подумав, выпалил Габриэль и увидел, как сразу сник Ахмед.

Разглядев как следует мусульманина, виконт понял, что тот пережил не самые лучшие полгода, спеша поделиться с ним новостью. Ахмед был довольно высок для араба, широкогруд, но сильно похудел и как-то сжался в размерах.

- Голоден?

- Есть немного, - смущенно отозвался сарацин.

- Давай выберемся за пределы дворца, зайдем в неприметную харчевню и ты за доброй кружкой вина с сочным куском мяса расскажешь мне все подробности.

Ахмед и вправду пережил немало злоключений. В начале зимы поиски Сабины привели его на малоизвестную посторонним людям загородную виллу Малика, как раз в то время, когда виконтессу оттуда увозили. Правдами и неправдами ему удалось разузнать, что супругу Габриэля отправили в Дамаск. Верный своему слову, Ахмед сразу же заспешил в Константинополь. На судно, уходящее в ромейскую столицу, он решил сесть в Яффе. Однако здесь по недоразумению ввязался в небольшую стычку с моряками, после которой его бросили в городскую тюрьму; разбираться особо не стали: сарацин - значит виноват. В начале весны Ахмеду удалось бежать, и он сразу же устроился гребцом на галеру, идущую в Константинополь. Прибыл он сюда неделю назад и решил ждать возле Святой Софии - любой христианин хоть раз, но появится возле Великого храма. Заодно просил подаяние: питаться-то надо.

Выслушав сбивчивый и очень эмоциональный рассказ, Габриэль чуть не прослезился:

- Спасибо, Ахмед, за преданность! О том, что Сабина в Дамаске, я знал лишь косвенно, но ты сейчас подтвердил мои догадки. Теперь необходимо разыскать мою жену в самом городе. Сделать это можешь только ты. На тебя вся надежда.

- Сделаю, можешь не сомневаться! - Ахмед пьяненько хихикнул: крепкое вино, выпитое на голодный желудок, быстро сделало свое коварное дело.

- Я дам тебе денег, приодену, оплачу отдельную каюту. В Бейруте купишь коня и поскачешь в Дамаск. А там действуй на свое усмотрение. Как только узнаешь наверняка, в каком доме держат виконтессу, сразу же ко мне.

- Когда ехать? - Ахмед, демонстрируя готовность, даже приподнялся из-за стола.

- Не сейчас, - засмеялся Габриэль. - Я сниму тебе комнату. Неделю отоспишься, отъешься, потом поедешь.

В это время трактирный слуга принес большую тарелку с дымящимися кусками баранины, тушенными в айвовом соусе, и корзинку с ломтями белого хлеба. Голодный сарацин, позабыв обо всем, с жадностью набросился на еду.

Габриэль придвинул к нему ближе общее блюдо и мягко, почти с отеческой теплотой сказал:

- Не спеши, а то подавишься. Я подожду.

Дамаск. Май 1235 года

До родов оставалось две-три недели, и Сабина решила больше не выходить из дома в город: вчера она еле дошла назад. Это в Париже конец мая - самая прекрасная пора года, а здесь, в Дамаске, уже очень жарко. Поэтому виконтесса сказала себе, что пока ограничится прогулками по саду.

Вечером, когда спала жара, Сабина вышла во двор. Навстречу ей шагал улыбающийся во весь рот Алексей; он крикнул издали:

- Вот так раз! И мне захотелось прогуляться именно сейчас!

- Как же, так мы и поверили! Небось полдня здесь околачивался, поджидая вас, - буркнула Манон на ухо госпоже.

Сабина прыснула, но тут же легонько толкнула ее локтем:

- Потише, Манон!

Камеристка сдержанно поклонилась новгородскому вельможе и свернула на боковую дорожку, чтобы не мешать беседе господ.