Вернуть дракона

Он не особо рассчитывал на успех подобных перспектив, однако дорини Дафния, дождавшись, когда служанка поставит на столик кувшин вина и фрукты и снова удалится, улыбнулась и тепло кивнула.

— С удовольствием послушаю, — сказала она. — От Эйкке действительно не добиться лишнего слова: суров и молчалив, и только за Касси, кажется, готов даже мне горло перегрызть. Не думала, что юноши в его возрасте способны на столь сильные чувства. Или это как раз драконья особенность?

Тидей пожал плечами: этого он не знал. Зато не сомневался в другом.

— Ради благополучия дорини Кассандры Эйкке не пожалеет себя, — твердо сказал он, — но я бы не сказал, что в его отношении к ней есть что-то драконье. Драконы как люди: есть те, что любят, уважают, защищают и заботятся. А есть такие же мерзавцы, как…

— Как мой бывший муж? — глядя ему в глаза, уточнила дорини Дафния, и Тидей осекся, хотя о дорре Леонидисе и не думал.

— Как дорр Теохарис, хотел я сказать, — чуть сконфуженно произнес он. — Уж эту-то историю вы явно слышали.

— Слышала, — кивнула Дафния и оторвала ягодку винограда, предлагая гостю присоединиться. Зачем она упомянула о своем муже, который был бесконечно лишним между ней и Тидеем? «Он бредит вами!» — сказал Эйкке о старшем товарище, и Дафния в то мгновение поверила ему. Да только ни одним движением дорр Тидей не выдавал иного интереса, нежели интерес старого знакомого и попечителя Эйкке. Может, ради него он и приехал в Окинос? А она уж себе нафантазировала, будто юная девица. — Говорят, энитос после этого разоблачения всерьез задумался о том, чтобы сложить полномочия и сделаться отшельником, замаливая перед богами свои грехи.

— Не сложит, — мотнул головой Тидей. — Не тот это человек, что способен отказаться от власти. Но если хоть немного задумался о собственных грехах, уже хорошо. Страх иногда заставляет пересмотреть былые убеждения. А в случае энитоса в худшую сторону уже некуда.

О чем они говорили? О детях, о политике, о Создателях — как будто это имело какое-то значение. И дорр Тидей был спокоен и уверен в себе. И кажется, ни на шнокель не нуждался в дорини Дафнии.

На душе стало так горько, что Дафния резко отвернулась, боясь показать навернувшиеся на глаза слезы. Встретились. Общаются. А что делать ей, если она взора не может отвести от его рук, вспоминая, как те скользили по холодному мрамору, и узнавая каждый палец, каждую вену, каждое движение? Если от звука его голоса — пусть даже подернутого холодом и равнодушием — у нее становилось колко в груди и даже немного шумело в ушах? Если от его взгляда ее бросало то в жар, то в холод, и только ладони горели от желания хоть раз в жизни к нему прикоснуться? Огладить широкие плечи, потрогать сильные руки, обхватить крепкую шею, сунуть нос куда-нибудь под растрепанные волосы? Тидей после полета не догадался их пригладить, и Дафния почти видела в них свои пальцы, раскладывающие вихры по местам. Ни один мужчина не производил на нее еще столь сильного впечатления, лишая привычной сдержанности и подчиняя себе ее разум. Нет, она не должна, разумеется, показывать своего интереса, да еще и к человеку, с которым почти незнакома. Но если он сейчас откланяется и уйдет…

— Простите меня, дорини Дафния, — тяжело поднялся из кресла Тидей и стиснул кулаки, принимая неизбежное. — Вижу, вам все-таки слишком тяжело избавиться от воспоминаний, а мое присутствие лишь усугубляет положение. Я… переночую на берегу и завтра с утра попрошу Эйкке отвезти меня обратно. Надеюсь, рядом с дочерью вы обретете заслуженное счастье, а меня не будете поминать дурным словом. Я…

Слова кончились вместе с дыханием: невозможно соображать, глядя в дрожащие слезами бирюзовые глаза. Тидей сделал шаг, но не к двери, а к креслу, на котором сидела дорини Дафния. Завороженно опустился перед ней на колени.

— Скажите только, что не ненавидите меня больше! — взмолился он, мечтая лишь стереть эти слезы собственными губами. — Пусть даже это будет неправдой — проявите милосердие, сжальтесь надо мной! Я не могу все время думать о том, что разрушил вашу жизнь! И что не нашел в себе сил отказаться от вас сразу, как был обязан…

— Зачем тогда… вы снова рушите ее сейчас? — дрожащим голосом прошептала она и легко коснулась его щеки. — Отказываясь?..

Он выдохнул, не веря собственным ушам и чувствуя только, как обжигают ее пальцы его кожу. Ни одно из сомнений не пропало, но у Тидея не осталось сил им потворствовать. Он обхватил ее голову обеими руками и накрыл ее губы своими.

И словно бы переродился.