Вероника Стейнбридж покидает зону безопасности

Вероника распродала почти все свои картины – за пределами Зоны они оказались невероятно востребованы, особенно «Спаркл». Она долго колебалась, но Джейкоб посоветовал выставить цикл именно под этим названием. Все картины купил один покупатель, богатый коллекционер из Лос-Анжелеса, оплатив и заказав даже доставку. Вероника стояла вместе с Софи посреди опустевшей комнаты, пока двое мужчин в белых комбинезонах аккуратно оборачивали холсты пленкой и убирали в плоские коробки – и еще немного после того, как они ушли. Софи держала ее за руку.

Оставался только «Лес», стыдливо отвернутый к стене. Каждый день Вероника обновляла страницу сайта – но покупателей не было. Может быть, за пределами Зоны людям были совсем неинтересны живые деревья, тянущие свои ветви к настоящему солнцу.

А может, Вероника просто плохо умела писать лес.

|2|

Днем пришло сообщение. Браслет завибрировал, в углу экрана начал мигать маленький значок. Вероника дважды моргнула, открывая его.

«Нужно поговорить. Ты вечером в студии?»

Рука застыла над дисплеем с очередным «паттерном». «Айди», с которого пришло сообщение, слово «студия», сам тон текста – это все было незнакомым и при этом будто рассказывало о чем-то. Сотня воспоминаний вспыхнула и погасла, не найдя отклика. Вероника снова моргнула дважды, и экран очистился. Глянула на часы – у нее еще было два часа и сорок четыре минуты.

Она посмотрела на часы двенадцать минут спустя, затем пятнадцать, двадцать четыре, двадцать восемь, тридцать пять, тридцать семь…

Выдохнула, отвела взгляд от дисплея. Захотелось снять очки – но как она тогда сможет перечитать сообщение и ответить на него?

И что на него ответить?

Вероника уже привыкла жить в мире понятных и простых вопросов. Эмиль спрашивал, как решить новую задачу. Лаура – что купить на ужин. Софи – как прошел день.

Вопрос в сообщении тоже был бы простым – если бы не пришел из другого времени. Чтобы ответить на него, Веронике нужно было бы написать в прошлое. А может – в альтернативную вселенную, ту, где колесо велосипеда в последний момент выправляется на краю тротуара, толпа детей с криками пробегает мимо, выбивая из рук уголь…

Она все-таки снимет с себя очки и удивленно зажмурится – без автокоррекции очков все вокруг слишком яркое, резкое. Настоящее. Вероника проводит ладонями по лицу, разглаживает кончиками пальцев веки. Еще раз глубоко вздыхает – и вместе с воздухом легкие заполняет спокойствие.

Это просто сообщение. Она не обязана ничего отвечать, ничего с ним делать. Она может просто удалить его – вот так – и больше не думать об этом. Вероника снова смотрит на время и с удовлетворением замечает, что у нее есть еще почти два часа. Достаточно времени, чтобы закончить все на сегодня.

По дороге с работы она невольно радуется, что удалила сообщение – иначе сейчас, в трамвае, наверняка захотела бы снова открыть его, перечитать, может быть, даже ответить. Но теперь ничего этого сделать нельзя, и Вероника думает о том, как правильно поступила, до самой своей остановки, так и не включив новости.

Пройти квартал пешком, подняться по лестнице наверх, позвонить в дверь. Почему-то Лаура не кричит из глубины квартиры – Эмиль открывает почти сразу, и лицо у него очень серьезное, напряженное. Взрослое. Он не смотрит на очки Вероники, а куда-то чуть в сторону, мимо, поверх ее плеча. Она копирует его взгляд, соскальзывает по отрешенному плечу дальше, за ухо, по тихой, слишком чистой комнате – запахи! куда подевались запахи? – и наконец ее глаза останавливаются на диване.

Композиция была лаконичной и завершенной – Тим сидел, положив руки поверх рамы, и «Лес» частично закрывал его, то ли пытаясь встать между ним и Вероникой, то ли отчаянно желая привлечь наконец ее внимание. Потом она будет пытаться вспомнить – что было раньше? Слово «композиция», вспыхнувшее в голове вереницей ассоциаций – или безжалостно блестящие стекла?

– Это – что? – спросил Тим, чуть отклонив «Лес», как будто хотел, чтобы Вероника получше рассмотрела картину.

Ее очки должны были скорректировать этот жесткий, нестерпимый блеск. Но не справлялись.

«Что ты здесь делаешь?» – должна была бы сказать она, сурово и решительно. Совсем так же, как сверкали его очки – да что там, у нее же теперь есть свои собственные! Почему она не может спрятаться за ними так, как прячется за своими он?

– Это картина, – отвечает она глухо.

– Почему ты ее продаешь? Куда дела остальные? И что? Вообще? Происходит? – Тим делает широкий жест рукой и останавливает его на Веронике.

– Я продала все картины, – так же тихо говорит она. – А ты здесь больше не живешь.

Он улыбается – холодно, стекла очков непроницаемы. Достает из кармана смартфон, что-то печатает. Пару секунд спустя браслет Вероники вибрирует, в углу очков мигает иконка нового сообщения – но его можно не открывать. Вероника точно знает, на какую сумму увеличился ее счет в банке. Она сама назначала цену картине.