Вертер Ниланд

На другой день мать дала мне 35 центов, завернутых в бумажку.

— Отдашь этой тете, — сказал она мне. — Негоже ходить за чужой счет.

Через бумажку я прощупал, что это были пятнадцатицентовик и монетка в двадцать центов.

Когда без десяти два я позвонил в дверь дома Вертера, открыл его отец.

— Я Элмер, — сказал я. — Я сегодня с вами иду.

— Ты не мог бы немного подождать внизу? — спросил он.

Это продлилось очень долго. Время от времени я думал, что они уже ушли. «И как это отец у них днем дома?» — думал я. Наконец, вышли Вертер и его сестра. Их сопровождала женщина, немного похожая на мать Вертера, только помоложе. У нее были такие же маленькие глаза, но рот — обыкновенный, а волосы — сколоты в пучок. Я хотел было протянуть ей руку, но для этого времени не оставалось.

— Ребятки, опаздываем, — сказала она, — пошли скорее.

Сильно задувало, шел дождь. По дороге на автобусную остановку нам пришлось идти против ветра, так что мы не разговаривали. В автобусе тетя обратилась ко мне:

— Так ты, стало быть, дружок, Элмер? Славно, что ты с нами пошел. — Я было протянул руку, чтобы передать ей деньги, но тут автобус тронулся. Во время поездки мы не разговаривали. Тетя Вертера то и дело раздавала нам мятные конфетки.

На конечной мы вышли и отправились на трамвайную остановку. Подсохло. Под стеклянной крышей остановки было тихо. Вертер и его сестра уселись на узкой скамейке, их тетя между ними. Я бродил взад-вперед неподалеку от них. Они тихо переговаривались.

— Да, — сказала тетя Вертера, — я немного поживу у вас. Хотите? — Я прислушался.

— У мамы нервы, — продолжала она, — вы, наверно, это тоже заметили. Такое случается, когда очень устаешь. Я приеду вам немножко помочь. Не нужно пугаться и паниковать, когда она говорит что-то непонятное, — продолжала она. — Это потому, что она устала, и тогда мысли путаются. Вы же знаете, что я имею в виду: спрашиваешь одно, а в ответ получаешь совсем другое.

— Да, — сказал Вертер полушепотом. Он беспокойно шарил взглядом по сторонам. Я приготовился передать деньги, но тут подошел травмай, так что мне это не удалось.

Целью нашей поездки оказалось низенькое, похожее на кафе здание, на котором неоновыми буквами значилось «Арена». Я не мог представить себе, что это цирк, поскольку там не платили на входе. Я хотел сказать об этом тете Вертера, но она с такой уверенностью провела нас через вращающуюся дверь, что я счел: она знает, куда идет.

Мы вошли в низкий, просторный зал, однако стулья там были не как в театре или кино — рядами, а составлены вокруг столиков. Внутри было человек тридцать-сорок, они что-то ели, пили и смотрели представление, частично происходившее в зале. Там стоял человек с устрашающей физиономией. У него была несоразмерно большая голова, волосы подняты дыбом, глаза устремлены на кончик носа. Носки его туфель были повернуты друг к другу. Его освещали яркие цветные снопы света. Он молчал и, казалось, выжидал. Люди хихикали. Как только мы уселись за столик, грянул оркестр, и человек беспомощным, протяжным голосом запел: «Я — тупой, я болван, дурачина Йопи!» Он кривил рот, словно его рвало.

Оказалось, что это был конец номера, поскольку занавес упал и люди захлопали. Из нас четверых смеялась только Марта.

Я впился взглядом в прейскурант на столе. Самым дешевым был лимонад, стоивший пятьдесят пять центов. Я ужаснулся и хотел было отложить листок, но тетя уже заметила, что я просмотрел его, и спросила, чего бы мне хотелось.

— Ничего, совсем ничего, — торопливо ответил я. Между тем занавес поднялся для нового номера. Это было нечто вроде спектакля; я его не понял. Началось это так: в комнате с ширмой за письменным столом сидели в ожидании двое мужчин в белых куртках. Из карманов у них свисали тонкие резиновые шланги.

— Тяжкая жизнь у докторов, — сказал один.

— И никогда никакая симпампушечка на прием не придет, — сказал второй.

Тетка Вертера подозвала кельнера и попросила программу, но таковой не оказалось.

— Просто идет представление, потом начинается что-то другое, — ответил он. Тетка Вертера заказала кофе для себя и лимонад для нас троих.

Представление продолжалось. Явилась полная дама с девушкой, очевидно, своей дочерью. Дама желала, чтобы ее осмотрели, и стала раздеваться за ширмой. Несколько раз она высовывалась из-за ширмы, чтобы взглянуть влево-вправо; при этом оказывалось, что она сняла еще какую-то деталь одежды, которую развешивала на ширме. Всякий раз, когда она появлялась, люди громко смеялись. Девушка стояла, засунув пальцы в рот и глядя в пол.

— А ты умеешь играть в папочку и мамочку? — спросил ее один из докторов.

— Это как? — спросила девушка глупым, скучным тоном. Люди за столиками загоготали.

Я оцепенел и решил больше не смотреть. С огромным трудом я глотал лимонад, коловший в носу. Тетка Вертера это заметила.

— Если не хочешь, не пей, — сказала она. Я вытащил свои деньги и решил, не разворачивая, сунуть их ей в сумку.