Вертер Ниланд

Увидев пустую коробку возле допитого стакана, она начала кое-что понимать. Однако она подсчитала, что в коробке не могло быть больше четырех таблеток снотворного. Можно было сделать только один вывод: он регулярно припрятывал одну пилюлю, и таким образом у него скопился запас.

Друг, привезший его из госпиталя и тот, что предоставил ему комнату, ночью снесли труп по лестнице и без всплеска опустили его на веревке в канал неподалеку от дома, и он тут же пошел ко дну, — так мне рассказывали.

Оба поспешно вернулись в дом, вместе с медсестрой прождали до четырех утра, после чего разошлись по домам.

До этого часа они обсуждали разные вещи: расстояние до других планет, предположительную длительность войны и существование бога. А также узнали от медсестры, что денег дяди Ханса с лихвой хватило бы еще на год ухода за ним. «Не в том дело было». — сказала она.

Последние годы моего деда

Когда умерла бабушка, родители взяли деда к нам. Вскоре после моего рождения теснота вынудила их переехать. Мы поселились на восточной окраине; за домом был большой сад. Здесь начинаются мои воспоминания; но многое из того, что я полагаю ими, в действительности знакомо мне только по рассказам.

Едва научившись ходить, я повадился сидеть на каменном крыльце в саду. Однако всякий раз мне хотелось из сада в дом, а оттуда — снова на улицу. Желание это я выражал словами: «сад, сад» и «дом, дом»; мама постоянно об этом вспоминает. Поскольку то и дело поднимать меня на руки было обременительно, дед изготовил простенькие сходни. Он был искусным плотником и соорудил также стульчак с небольшим отверстием, так что мой брат и я могли без риска ходить в уборную. Это были времена раннего детства.

Когда я был еще совсем маленьким, дед по воскресеньям брал меня на прогулку. Мы ходили в соседний Димен, где в кафе у моста он пропускал рюмочку. Мне давали особенное печенье, именуемое «корочкой». Часто случалось, что паровой трамвай из Хоой, лесистого района в восточной части Амстердама, захватывал нас врасплох по пути назад. Напуганный звонком, приводимым в действие дурацким изогнутым молоточком, и клубами дыма и копоти, которые влек за собой локомотив, я прятал лицо в дедов передник — большой кусок черной ткани, из-за которого его обычно принимали за сапожника.

Вскоре после того, как мы обосновались в новом квартале, дед нашел себе приятное развлечение в виде участка земли в саду, который он арендовал на Вейсперзейде. С помощью одного из моих дядьев был построен деревянный садовый домик. Дед отправлялся туда ежедневно в шесть-семь часов утра. Около одиннадцати он возвращался домой, усаживался в углу кухни, доставал из буфета бутерброды с сыром и ржаным хлебом и наливал себе кофе, который сам варил в зеленом железном кувшине. Он запросто выпивал две здоровенные глубокие кружки. Затем снова уходил, постукивая тростью по дорожке; серая эмалированная фляга раскачивалась на шнурке у него за плечом. Дети обычно бросались врассыпную от высокой седовласой фигуры; если они все же путались у него под ногами, он добродушно их шлепал. Он аккуратнейшим образом подбирал почти все, что попадалось ему на дороге, и садовый домик был забит катушками ниток, автомобильными колпаками, носовыми платками, брошками, бутылками, коробками, обрывками веревок, ремешками и жестянками. Мы всякий раз снимали аптекарские резинки с его трости, когда он бывал дома.

Участок плодоносил и давал картофель, разные сорта бобов, помидоры, крыжовник, красную смородину и цветы. Покольку у деда имелись собственные представления о садоводстве, кусты он не подрезал, и ягоды у него всегда были гораздо меньше покупных, но тем не менее огород приносил нам большое удовольствие.

На этом участке земли я совершил мой первый настоящий дурной поступок. Как-то в воскресный полдень мы с братом, отцом и дедом собрались там, чтобы запустить большого воздушного змея, — выдающийся экземпляр. Он был почти с меня высотой и обтянут белой льняной тканью. Демонстрируя наши революционные убеждения, в центре его красовалась эмблема в виде серпа и молота из красного шелка. Змей был изготовлен общими силами родителей и являлся собственностью моего брата. Сила тяги оказалась столь велика, что вместо хлопчатобумажной нитки пришлось привязать тонкую бечевку, которая крепилась на маленькой оси с двумя столбиками, какие бывают над колодцем.