Вертер Ниланд

Я кивнул. Опять повисло молчание. Капитан закрыл радиошкафчик и отправился на берег. Я спустился по трапу в свою каюту и некоторое время сидел там, ничего не делая. Я решил, что судно, судя по различным звукам, было готово отчалить, и вновь протопал наверх, чтобы пройти наружу через гостиную. В гостиной, однако, сидела жена капитана. На кухонном столе горела керосинка.

— Хотите чаю? — спросила она.

Я принял ее предложение и присел к столу.

— Надолго вы в Лондон? — спросила она.

— Месяца на два–три, — сообщил я.

— Что вы изучаете? — спросила она, налив мне чаю.

Я набрал полную грудь воздуха и сообщил ей, что тут произошло некоторое недоразумение. Я не студент, а писатель. При этом сообщении, как обычно, по причинам, которых я никогда так и не смог понять, щеки мои начали разгораться от стыда.

Женщина пристально посмотрела на меня. Корабль завибрировал и медленно отвалил от берега. Возможно, она собиралась что-то сказать, но в этот момент вошел ее муж.

— Не думаю, что мы сегодня выйдем, — сказал он.

— Этот господин не студент, — сказала женщина. — Этот господин говорит, что он писатель.

Капитан глянул на меня, при этом уголки его рта опустились вниз, потом уставился в стол, но ничего не сказал. Жена спросила его, хочет ли он чаю.

— Я сначала почитать хочу, — ответил он.

— Да, — кивнув, тихо сказала она.

Капитан опять раскрыл шкафчик и вынул стоявшую возле радио черную книгу без названия на корешке, уселся, положил ее на стол и раскрыл на закладке из плетеной кожи. Его жена тоже села. Низко склонив голову и водя пальцем по строчкам, он прочел:

«И Шемаии Нехеламитянину скажи: Так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: за то, что ты посылал письма от имени своего ко всему народу, который в Иерусалиме, и к священнику Софонии, сыну Маасеи, и ко всем священникам, и писал: Господь поставил тебя священником вместо священника Иодая, чтобы ты был между блюстителями в доме Господнем за всяким человеком, неистовствующим и пророчествующим, и чтобы ты сажал такого в темницу и в колоду…»[26]

На мгновение мне показалось, что он выбрал текст специально, но потом понял, что это место ему указала закладка. На палубе послышался грохот сапог, почти достигший двери кают-компании. В дверь забарабанили. «Ну, скотина, смотри у меня», — сказал хриплый голос, перешедший в быстрый шепот. Сапоги снова удалились.

Капитан прочел главу, закрыл книгу, положил руку на обложку и прикрыл глаза. Женщина тоже погрузилась в молитву. Когда они вновь открыли глаза, жена поставила перед мужем чай и спросила меня:

— А какие вы книги пишете?

— Романы… Роман… рассказы… — пробормотал я. Прозвучало это совершенной ложью.

— Это роман был, который мы давеча у Лююрда брали? — спросила женщина.

— Что? — раздраженно ответил капитан.

— Забыла, как он назывался, — заверила его жена. — Там молодой человек сперва уходит из деревни. Потом он едет в Париж, и во Францию, и так далее, и вступает в иностранный легион. Он хочет оттуда сбежать, хочет вернуться. Два раза ранят его. Тогда он снова убегает и возвращается, но он очень сильно ранен. Желудок совсем у него в куски. Ужасно он ранен. Но все-таки он возвращается назад, и когда девушку-то эту он увидел, тогда и умирает. Умирает у нее на руках. Хенк его звали. Все вот так и рассказывается. Это прямо ужас, когда читаешь, а бросить не можешь. Вот прямо все расписал. Ну как же он назывался?

Капитан пожал плечами и сердито глянул перед собой.

— И зачем, спрашивается, люди пишут книги про такие ужасные вещи, — заключила она.

— Вы такие книги пишете? — спросил капитан. — Драматические книги вы пишете?

— Ну, это не так-то просто сказать, — ответил я, растерянно заметавшись взглядом и затем вновь уставившись в пустоту. — Драматические, нет… — полуразборчиво пробормотал я. У меня вновь появилось ощущение, что ничего из сказанного мной не было правдой, что я лгун и предатель и под совершенно неправедным предлогом, как паразит, напросился на проезд на борту судна у порядочных и трудолюбивых людей. «Мудак», — сказал я про себя.

— А много вы книг написали? — спросила женщина, как мне показалось, с заметным подозрением в голосе.