Вертер Ниланд

— Да не надо, — сказал юноша, тем не менее продевая локти в ремни. Он прислушался. Орган умолк. Юноша начал тихо наигрывать, но остальные взревели во всю глотку:

— Tada die Montevideo…

Я встал, спросил для проформы, который час, и вышел на воздух. Судно, прямо за шлюзом, действительно лежало в грязи, на приличном расстоянии от берега. Пространство было слишком велико для трапа. Поэтому была перекинута деревянная лестница, один конец которой укрепили на фальшборте, а другой покоился на травяной кочке, похожей на островок, примерно в полуметре от ее края. Дождь почти перестал, но ветер поднялся до ураганной силы.

В кают-компании были приготовлены бутерброды на три персоны. Радио было выключено, но шкафчик все еще открыт, и библия лежала на столе. Мы уселись.

— Там, что ли, были? — спросил капитан, указывая на корму.

— Да, прогулялся немного, — сознался я. Жена пристально следила за выражением его лица. Он ничего больше не сказал. Оба погрузились в молитву. После этого мы молча принялись за еду.

— Вы женаты? — спросила женщина, принимая у меня масленку.

— Да, — ответил я. — Уже пять лет.

Капитан поднял глаза.

— А что вы собираетесь делать в Лондоне? — спросил он.

Я пустился в обстоятельные объяснения о том, что изучаю английский и хотел бы на нем писать. Чем дольше я говорил, тем туманнее и лживее казались мне самому мои россказни. У меня опять разгорелись щеки, и, помимо прочего, заложило нос.

— А в церковь вы часто ходите? — спросила женщина.

— Нет, вообще-то не очень, — ответил я. Мне хотелось сказать еще что-то покладистое. — Иногда, если кто-то из семьи женится или что-то в этом роде, в общем, так, иногда, — сказал я.

Капитан не среагировал сколько-нибудь заметно, но по лицу его жены прошла судорога, и на мгновение показалось, что она улыбается. Однако она всего лишь еще яростнее поджала губы.

— Как им Бог понадобится, вот тогда они в церковь идут, — сказала она, метнув повелительный взгляд на мужа.

— На этих вы не смотрите, — внезапно сказал он, махнув рукой в сторону кормы. Я не совсем понял, что он имеет в виду. — Стоит ли их слушать, вы уж сами решайте.

— Это уж, само собой, дело ваше, — сказала жена, однако глаза ее были прикованы к мужу.

— По мне, так хоть весь рейс там с ними просидите, — произнес тот, не глядя на меня.

Остаток ужина прошел в молчании.

— И всё в карты, и всё в карты, — сказала женщина, повернувшись ко мне. — Они там не за картами сидели?

— Нет, я ничего такого не заметил, — ответил я.

— Этого я им запретить не могу, — сказал капитан.

— Не знаю, можешь ты им это запретить или нет, — сказала жена, сложив руки на коленях. Она опять посмотрела на мужа, ожидая, что он что-нибудь ответит, но тот промолчал.

— Длань Господня над этим судном, — сказала она, наконец. — И что староста[27] Хоммес еще давеча говорил.

— Знаки гнева Божия, разве не повсюду их видно? — спросил капитан, пристально глядя на меня.

— Да, это правда, разумеется, — ответил я.

— Господь всякий день предостерегает нас, — продолжал он. — Потому как мы есть Господни ангелы.

— Этот штормовой нагон, — перехватила женщина, — он что же, ни с того ни с сего?

Я лишь смотрел на них честными глазами, но ничего не говорил. Капитан прочел следующую главу из Библии. После молитвы я еще немного посидел. Куртка моя была по-прежнему со мной. Теперь я мог отправиться в свою каюту, но, захоти я потом еще прогуляться, пришлось бы проходить через кают-компанию. Я поднялся на палубу, на четвереньках перебрался по лестнице на набережную и пошел в деревню. Магазины еще не закрылись, и я, купив конверт и писчую бумагу, завернул в кафе «Морская почта», взял стакан можжевеловой, написал коротенькое письмо домой, приобрел почтовую марку, которую из-за бешеного ветра пришлось извлекать из автомата с большими предосторожностями, и отправил письмо. Я решил как можно дольше находиться на берегу, чтобы по возвращении на борт немедленно отправиться в постель и не путаться ни у кого под ногами. Гулять по пирсу было нельзя из-за сильного ветра, так что я просто бесцельно побродил по округе. Вид домов и улочек, где было совершенно невозможно обнаружить ничего особенного, отчего-то подействовал на меня весьма гнетуще. Часам к восьми я вернулся на борт. В кают-компании находился только капитан. Во избежание недоразумений я поведал ему, что выходил прогуляться, и спросил, каковы шансы на выход в море.

— Может, и ночью, — отвечал тот. — Или рано утром. — На мгновение показалось, что он хотел бы поговорить, но тут его лицо вновь омрачилось, и он глянул на меня с недоверием, так что я быстро ретировался в каюту.