Вертер Ниланд

Потому что как велико оно, осознание того, что нет другого пути, что нужно добиться своего, что обратной дороги нет. Воистину, выбора не существует. Писать, сестры и братья, писать, и пусть стиль у нас слаб, а силы ничтожны. И придет нам на помощь благословенная, живительная вера. Ибо как может не исполниться эта страстная жажда — уметь описывать суть вещей, — правящая нашей жизнью с момента пробуждения до момента отхода ко сну?

Пострадал бы мир, живи мы лишь для этого, и ничего другого? Нет, быть такого не может.

13 сентября 1946 г.

Аквариум

В приемной, в конце коридора, в углу на низком столе стоял пустой аквариум. В этой комнате под присмотром учителя все мы проходили обязательный осмотр — медсестра искала у нас в головах. Возле узкого окна стояло чучело птицы, а зимой всегда горел газовый камин. Самые серьезные проступки, за которые нельзя было назначить наказания на месте, разбирались здесь, в мертвой тишине вечно сумрачной комнаты. У аквариума, длиной в метр и шириной в полметра, были запыленные стекла, а на пересохшем дне лежали в песке заросшие паутиной камешки.

Как-то в среду двое мальчиков под руководством учителя внесли аквариум в класс и водрузили его на стул.

— Все вы его видели, — сказал учитель, — сейчас я расскажу вам его историю. — После чего он поведал нам, что покупка эта была осуществлена три года назад на карманные деньги его учеников. Мальчики, увлекавшиеся ботаникой, отыскали и посадили подходящие водные растения, а слой торфа на дне присыпали тщательно промытым песком. Был куплен маленький линь, а сын молочника получил от своего отца несколько мальков из большой бочки, — тот ловил на них щук.

Однако довольно скоро аквариум оказался заброшен. Как-то раз один мальчик запустил туда свой улов колюшки, а рыбешки эти вооружены колючками на спине и животе. На следующее утро все остальные рыбки плавали кверху брюшком.

— Только линь, — рассказывал нам учитель, — был еще жив, но на следующий день погиб и он.

Аквариум вычистили и убрали. Было не ясно, почему никто не попробовал начать все сначала и на этот раз сделать лучше. Однако, услыхав решение учителя, я тут же об этом позабыл.

— Предлагаю вам написать сочинение на какую хотите тему, — сказал он, внимательно огладывая нас и, как мне показалось, особенно пристально глядя на меня, — кто напишет лучше всех, получит аквариум.

Я слушал, сомневаясь, хорошо ли понял сказанное, но после подробного повторения задания все неясности исчезли. Я внезапно понял, что благодаря такому распоряжению аквариум непременно станет моим. Я обязательно напишу сочинение, которое вызовет изумление и восторг, принесет мне признание и с первого взгляда затмит все остальные. Аквариум уже был моим, мне оставалось лишь доказать свое право на него.

Нам дали неделю, и уже в первый вечер я уселся писать. За тему я взял выдуманный сон, в котором попадал в аквариум. Вокруг меня плавали рыбы. Это был пространный рассказ, кончавшийся тем, что стеклянная стена разбивается и вся вода вытекает. Рыбы, очутившиеся на суше, громко кричат: «Помогите, помогите, мы тонем». Это последнее казалось мне удачной находкой, остроумной и ясно освещающей тот факт, что всё на свете относительно.

Я сдал работу уже за два дня до окончания срока. В среду утром ожидалось объявление результата.

— Выбор был нелегким, — веско сказал учитель, глядя на меня. — Мне попадались хорошие, забавные сочинения.

Он говорил и говорил, и его голос слышался мне точно сквозь туман. Внезапно он сказал:

— И вот поэтому, мне кажется, лучше всего просто бросить жребий.

Я вздрогнул, в висках у меня застучало. Это было подлое нарушение договора и попрание всяческих прав. Я был страшно подавлен, но это ощущение прошло, как только началась жеребьевка.

Мы должны были угадать число меньше тридцати. Кто окажется ближе всех к разгадке, тот выиграл. Учитель написал загаданное число на обратной стороне классной доски. Оказалось, что это — семнадцать, и никто его не назвал. Трое назвали «восемнадцать» и двое — «шестнадцать», и я в их числе, и, стало быть, нам, пятерым, предстояло пробовать дальше. Было очевидно, что справедливость восторжествует. Я продолжал состязание с колотящимся сердцем: нужно было угадать, сколько кусочков мела зажато в руке у учителя — число меньше десяти. Наступило четыре часа, а мы, трое мальчиков и две девочки, стояли на возвышении у доски; остальные ушли домой. Школьная лестница звенела от смеха и криков, падающих портфелей и хлопающих дверей. Я назвал «семь», а тощий мальчик, несколько мешковато одетый и в очках с дешевой оправой, назвал «девять». Правильно было — «восемь».

И опять судьба, казавшаяся мне справедливой, не отвергла моих притязаний. Я посмотрел на аквариум, стоявший на полу, возле печки, и в какое-то мгновение чуть не задохнулся от желания заполучить его. Никогда потом я не испытывал столь сильного чувства, никогда не был так близок к обладанию.

Мы остались вдвоем, второй мальчик — безразличный, как я заключил с уверенностью, без всякой натянутости, и я, — голова кружится, в ушах шум.