Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

– Так… – поднялась Тамара. – Не желает добром – мы его свяжем. Нас много… Ну? – Она грозно надвинулась на него. – Будете сопротивляться?

Павел поднял руки:

– Сдаюсь…

Он проснулся, когда солнце стояло уже достаточно высоко. Прямые лучи его падали на подоконник – дальше, в глубь комнаты, не доставали. На краю кровати сидела Лиза и смотрела на него.

– Кто тебе снился? Не женщина, нет?

Он привлек ее к себе и снова закрыл глаза. Она прошептала ему в шею, щекоча ее губами:

– Я люблю тебя… Очень… А ты?

Он приподнял ее, перенес через себя, уронил одетую на постель рядом с собой. Целовал, расстегивая кофточку, сходя с ума от жаркой упругости молодого тела.

– Дверь… – сдавленным, мучительным шепотом сказала она. – Дверь…

Лодка шла споро, держа к противоположному берегу чуть наискосок, чтобы не сносило течением. Павел разделся до пояса, греб сильно, легко, радуясь забытой работе.

– Ладно гребешь, старшой, – оценил его мастерство рябой загорелый рыбак – хозяин лодки, правивший кормовушкой. – Видно, что речной человек.

– Свой, волжский, – подтвердил Павел.

– На зорьку со мной не хочешь съездить? Тут на озерах окунь хорошо берет…

– Ему скоро уезжать, – опередила ответ Павла Лиза и положила ему руку на плечо.

Рыбак улыбнулся:

– Строгая у тебя жена… Ну, ладно… Как там германец себя ведет? Не поумнел? Бивали мы его в шестнадцатом… Но, надо признать, солдат крепкий. Дисциплина у них, я тебе скажу…

Тамара вдруг с визгом выпрыгнула из лодки, обдав сидевших в ней брызгами, вынырнула, поплыла саженками к берегу – он был уже близко, низкий, песчаный, весь в отмелях.

– Черт – девка! – Рыбак отер с лица брызги, сказал: – Купайтесь тут. А я поеду тальника наломаю…

Они шли обнявшись вдоль кромки воды. Два следа – большой и маленький вились на отполированном водой песке. Следы то сближались и путались, то расходились в стороны, вот они снова сошлись, повернулись друг к другу носками – дальше повел один большой, глубоко отпечатавшийся в песке след.

– Отпусти меня! Тяжело ведь… Ну, хорошо, хорошо – сильный… Вижу…

Он закрыл ей губы поцелуем, мягко опустил на песок.

– Пусти! Девчонки увидят…

Он откинулся на спину, раскинул руки на горячем песке.

– Хорошо-о!

– Идите-е к на-ам! – звали из воды три черные в костровом свете фигурки. Оттуда слышался и далеко разносился над водой смех, визги.

Снизу, против течения, шла лодка, груженная ворохом сучьев. На корме сидел мальчишка, правил веслом. Отец его, впрягшись в бурлачью лямку, шел берегом, тянул лодку «бечевой».

– Поцелуй меня…

– Нельзя, – Лиза возилась около него, засыпала горячим песком. – Увидят…

Она легла рядом, положив голову ему на руку. Перевернулась, уткнулась губами в сгиб у локтя.

– Как вкусно ты пахнешь…

…А уже работала Машина Смерти.

Сходили с ее конвейеров новенькие автоматы, и какие-то руки жадно расхватывали их, стирая смазку… Из черных зевов цехов выкатывались, скрежеща гусеницами, танки… Ввинчивались взрыватели в металлические болванки бомб… Какие-то люди в чужих одеждах целились и стреляли в мишени… И генералы склонялись над картой, исполосованной черными стрелами…

Словно все злые силы срочно объединялись и договаривались, как скорее растоптать, убить, уничтожить эту неуместную, оскорбляющую их Любовь, что соединила сейчас двух людей на узком солнечном берегу…

Уставшие, они играли после обеда в лото по пятачку карта.

Как всегда, на полную мощь работало радио, передавали музыку. Тамара, набрав полную горсть бочоночков с цифрами, выкрикивала каждый раз с новой интонацией:

– Барабанные палочки! Двадцать пять! Семнадцать!

– Квартира, – тихо сказала Венера.

– Вот тихоня-везунья! – Тамара долго шарила в мешке, выискивая новую цифру. – Пять!

– И у меня квартира, – довольно заулыбался Павел, накрывая пятерку пуговицей.

По радио объявили: «Шопен. Второй концерт для фортепьяно с оркестром. Исполняет юный пианист Слава Рихтер…»

Из тишины эфира тихо выплыли и пролились в комнату нежные звуки рояля.

В дверь постучали.

– Да! – сказала Александра. – Да входите же!

В дверь просунул голову парень, большой, рыжий, робко таращивший глаза на большую компанию за столом. Из коридора донесся звук патефона, игравшего «Прекрасную маркизу» с заезженной пластинки.

– Тому можно?

– Входи, чего мнешься! – велела Александра.

Парень неловко, боком просунулся в проем двери, покосился на лейтенанта, на Тамару, соображая, нет ли между ними какой-нибудь связи, и облокотился о косяк, небрежно засунув руки в карманы. Чувствовалось, что он смущен и развязность эта деланая. Одет он был парадно: темный шевиотовый костюм, галстук, парусиновые туфли крепко намазаны зубным порошком – облачко белой пыли поднималось с них при малейшем движении, незапыленными оставались только следы на полу.

– Кончим? – предложила Лиза. – Все равно Венерка выиграет.

– Вот еще, – небрежно отмахнулась Тамара от ухажера. – Подождет… «Чертова дюжина»!

– На танцы пойдешь? – спросил ухажер.

– «Шестьдесят девять» – туды-сюды!

– В летнем театре концерт, да билеты давно расхватали. За неделю еще… Какая-то знаменитость…

– Приглашаешь даму, а о билетах не позаботился… Семь!