11 августа 1665 года
30 ава 5425 года
Амстердам
Достопочтенному раввину Га-Коэну Мендесу
С сожалением о длительной задержке нашего ответа мы направляем его. Прежде чем мы осмелились вскрыть ваше послание, прошло определенное время, так как некоторые считают, что любое письмо, пришедшее из Лондона, может быть заражено чумой. Мы пишем наш ответ в надежде, что он найдет вас выздоровевшим чудом Б-жьим и что ваш прием в лучшем мире отложен, дабы ученики в этом мире могли еще пожинать плоды вашей мудрости.
Мы также с сожалением сообщаем вам, что не можем обеспечить приданое для молодой Веласкес. Сей вопрос горячо обсуждался в махамаде, ибо многие помнят ее отца и чтят его имя. Но, к великому сожалению, мать молодой Веласкес отличалась дикарской необузданностью, каковая и по сей день остается в памяти нашей общины. Мы хотели бы разъяснить вам это подробнее, как бы неприятно это ни было.
Мать Эстер, Константина Веласкес, отказалась обрезать своего сына, пока ребенка не отобрали силой. Поняв, что не в силах помешать общине выполнить священный долг, она направила махамаду послание, исполненное такой злобы, какой не слышали доселе в стенах нашей синагоги. Она назвала нас трусами и мышами; утверждала, что ей хватит сил и духа соблазнить самого праведного из нас и превратить его в дьявола. Этому колдовству, по ее словам, она научилась от своей матери. Кроме того, она похвалялась прелюбодеянием, которое совершила ее мать с неким англичанином, который, как она утверждала, озарил Англию своими простыми словами и кровь которого течет и в ее жилах, отчего наша община превратилась в посмешище.
Только из уважения к ее мужу махамад не стал ставить ей на вид такое неслыханное безобразие, предпочтя объявить ее безумие последствием родильной горячки. Некоторые члены совета, решавшие этот вопрос, и по сию пору остаются в нашем собрании по прошествии многих лет. Поэтому мы считаем, что община не может поддержать брак дочери Израиля, которая несет позор своей матери. Кроме того, оскорбление и принижение авторитета амстердамского махамада также имеет большое значение.
От имени Дотара, с молитвами о вашем выздоровлении и сердцем, жаждущим искупления,
Аарон долго сидел уставившись в потолок, пытаясь совладать с нахлынувшими на него эмоциями. Вот так ирония! История, возвращающаяся теперь к нему, как факельное шествие: фокус, шутка, подарок.
Самым важным было сохранять ясность мышления – и впервые за несколько месяцев его разум был чист и прозрачен. Стараясь не спешить, он обдумал все, что знал об Эстер и ее матери. И вдруг поймал себя на том, что задумался о Марисе.
И тут ему почудился голос Хелен, звучащий так же убедительно, как и в тот день, когда они спорили в ее душном кабинете. История, чем бы она ни оказалась, по сути, принадлежит всем нам.