Вес чернил

– Американские евреи слишком падки на внимание, – продолжала Мариса. – Им важно, чтобы их любили просто так.

Аарон было усмехнулся такой пьяной откровенности, но Мариса прищурила глаза, как будто не видела тут ничего смешного.

– Я говорю серьезно, – сказала она. – Пусть в Израиле я и прослыву левачкой, но зато буду общаться и спорить с людьми, которые живут в реальном мире, а не в стерильной пробирке!

Мариса была внучкой людей, которые пережили Катастрофу. И ее злые, исполненные ярости слова о памяти показались Аарону ключом к чему-то важному, к тому, что могло бы их объединить.

Он набрал фразу:

Я много думаю об этом. Если бы могли смотреть на действительность через призму истории, то и жили бы теперь по-другому. Правильно.

А…

Он щелкнул по клавише «Отправить». Чтобы Хелен не бухтела на него, Аарон сделал вид, будто просматривает варианты перевода португальских архаизмов, искоса посматривая на экран.

Прошло три, четыре, пять минут.

Наконец экран моргнул. Ответ от Марисы. Аарон открыл письмо. Всего одна строка.

Если бы я смотрела на мир через призму истории, то вряд ли бы захотела жить.

Хелен Уотт что-то сказала Аарону, но тот, вскинув взгляд от монитора, ничего не понял.

– В третий раз повторяю: Алеф – женщина.

Голос Хелен едва слышно звенел от сдерживаемого гнева.

Аарон выпучил глаза.

– Наверное, вы просто не понимаете, насколько важен и интересен этот факт.

– Понимаю, – не сказал, а как-то странно пискнул Аарон.

Хелен покачала головой:

– Девушки в те времена не имели возможности получить такое образование, чтобы стать писцом. Должно быть, она оказалась в довольно необычной ситуации…

– И вы можете это доказать?

Хелен поджала губы и указала на подпись.

Аарон натянул на пальцы осточертевшие перчатки и придвинул к себе рукопись. Прочитав, он осторожно передал ее обратно.

– Да, любопытно.

Он понимал, что не стоит так резко реагировать на слова Хелен, но в тот момент ему было все равно.

– Вполне возможно, ее выдали замуж через неделю. Из Амстердама, как и было обещано, прислали какого-нибудь юношу, чтобы тот мог записывать за раввином. Я сомневаюсь, что мы сможем тут что-нибудь выяснить.

Хелен скривилась, но ничего не ответила.

Аарон снова уткнулся в свой компьютер. В его мозгу вихрем проносились доводы, извинения и оправдания. Ему не терпелось открыть электронную почту и объясниться с Марисой. Но вместо этого он открыл файл, над которым должен был работать. Да, надо заняться делом. А уж потом, когда приведет мысли в порядок, можно будет придумать ответ Марисе.

Ругая последними словами проклятые перчатки, Аарон порылся в стопке бумаг и извлек оттуда лист с проповедью Га-Коэна Мендеса. Орфография, даже для семнадцатого века, хромала на обе ноги – скорее всего, писец был либо необразован, либо нетвердо владел английским языком. «Пользуйся словарем, Алеф», – пробормотал Аарон, хотя и сам понимал, что хочет слишком многого – в те времена словари были большой редкостью. Механически он стал сравнивать английскую версию текста с уже переведенной португальской. Работа продвигалась довольно медленно, и все это время Аарон корил себя за то, что отправил письмо Марисе, не подумав. А что, если она обидится? Тогда все, испытание не пройдено.

«Ну вот, Мариса, – думал он, – теперь все мое внимание сосредоточено только на тебе. А этого не удавалось достигнуть пока что ни одной женщине».

«Не такая уж и большая честь», – сказал сам себе Аарон.

Он взял себя в руки и дочитал документ до конца. Португальская и английская версии, в общем, совпадали по смыслу, хотя тот английский, на котором писал Алеф, выглядел поистине чудовищно: «Но вместо того, чтобы трудиться упорно и смиренно в наши дни…»

Сидевшая рядом с ним Хелен, казалось, была поглощена работой.

– Схожу в магазин, поесть что-нибудь возьму, – сказал ей Аарон.

Та, не отвлекаясь от бумаг, кивнула.

– Вам что-нибудь принести?

Предложение мира. Это было в порядке вещей: у аспирантов было принято ухаживать за своими профессорами, хотя Аарон обычно воздерживался от проявления подобных чувств.

Хелен отрицательно покачала головой.

– Вы что, совсем не едите?

Хелен оторвалась от работы и посмотрела на него. Аарон произнес эти слова как бы в шутку, в надежде хоть как-то найти общий язык с Хелен, но голос его прозвучал довольно-таки неприязненно, и даже он сам это заметил.

– Я ем, – немного помолчав, ответила Хелен и вернулась к бумагам.

О черт, где же клавиша, чтобы стереть последние пятнадцать минут?! Он не должен был оскорблять единственного человека, который мог спасти его от Шекспира. Аарон хотел было извиниться, но Хелен упорно не поднимала глаз от своих рукописей. Да и как тут привлечь ее внимание, когда сам Аарон толком не понимает, что конкретно должен ей сказать.