Весь этот джакч

Я почему-то совсем не беспокоился о Рыбе. Не было у меня никаких сомнений, что с ней всё в порядке. Ну, такой человек — её в печь посади, она угольки продаст, в котёл брось — похлёбку съест. Только вот с комиссаром маху дала…

Хотя кто бы на такого не повёлся? Легендарный подпольщик Копыто Смерти, бежавший раз из тюрьмы и раз из-под расстрела, в дни Бессмертной Революции с маленькой группой взявший штурмом Департамент общественного здоровья и собственноручно расстрелявший офицеров, которые жгли документы — впрочем, от пожара это всё равно не спасло… Сразу после этого возглавляемый им отряд разгромил поместье Бишара Бидри по кличке «Шурин» — все эти «отцы» жили под кличками, причём люди выбывали, а клички оставались прежние, как будто ничего не изменилось… — поместье было комфортабельным укрепрайоном, который по правилам следовало бы брать парой штурмовых батальонов при хорошей артиллерийской поддержке, а Копыто имел только двадцать шесть бойцов с пятью допотопными гранатомётами… всю эту информацию притащил наш «генеральский десант», будь он неладен, и толку мне от численности и вооружении отряда, когда я не знаю, как именно проходила операция? И никто не знает, вот в чём загадка… Сразу после столь славной победы Мемо получил назначение в Горный край — и вот здесь он развернулся… Не сразу, нет. Первый месяц было даже хорошо: наладили снабжение, пристроили сирот — в основном по окрестным фермам, некоторых вывезли в центральные области, — и вообще стали налаживать жизнь. Госпиталь развернули…

Как там у них с Рыбой роман протекал, я не знаю. Наверное, стремительно. Поскольку Рыба — сторонник быстрых решений и простых ходов. И в профиль она очень даже ничего…

Возможно, она и мужа заразила вот этой склонностью к простым ходам и быстрым решениям. Потому что он, столкнувшись с жадностью мужичков — а где вы видели нежадных мужичков? — не придумал ничего лучше, чем начинать брать силой. Раза два у него получилось. Это было даже красиво: колонна грузовиков с пулемётами, флаги Республики, транспаранты, суровые мужчины и женщины в рабочих спецовках и винтовками, и снова работает мельница и городская пекарня, снова в магазинах продают кур — и не за деньги даже, а за синенькие такие чеки мэрии… Сама Рыба в эти дни билась над обустройством госпиталя — прислали уйму нового оборудования, на котором некому было работать. Однако же именно она предупредила Лимона, что готовятся аресты тех, кто активно участвовал в «незаконных вооружённых формированиях», возникших после Чёрных дней… а кто в них не участвовал, если не считать забытых в шахте солекопов? Тогда это был просто способ выживания… Впрочем, сам я перешёл на нелегальное положение намного раньше — просто на всякий случай; наверное, что-то предчувствовал. А ребятишки сумели выскользнуть буквально в последние секунды — и, конечно, выскользнули не все. Человек сорок разместили в палатках на старом Пандейском рынке, огородив его колючей проволокой…

Тем временем экспедиции за курятиной мужичкам надоели, сначала была предупредительная стрельба, республиканцы намёков не поняли, и тогда в одно прекрасное утро кастрированный водитель с отрезанными ушами привёл в город грузовик с четырнадцатью трупами, подвешенными на крюках на манер свиных туш.

Комиссар Грамену тут же отдал приказ о карательной экспедиции…

Так началась Фермерская война, быстро приведшая к возникновению Малой империи.

В одном из боёв монархисты захватили санитарный отряд республиканцев. Озверение тогда было такое, что всех медиков могли на месте перестрелять, а то и чего похуже учинить, но совершенно случайно мимо проезжал отряд Лимона. Он-то и увидел среди пленных Рыбу.

Отогнать мужичков оказалось непросто, но ребята справились.

Я узнал о происшествии на следующий день… и да, поторопись я тогда — могли бы наконец свидеться. Но не удалось. Я иногда даже думаю, что чего-то испугался и поэтому промедлил… А потом её и ещё нескольких медиков обменяли на кого-то из наших. И так неудачно обменяли, что буквально через неделю геройского комиссара взяли в узы, как это называли классики, и вскоре прислонили к стенке, — а Рыбу совершенно безвинно погрузили в арестантский вагон и отправили на восстановление Южного шоссе…

Но вот выплыла Рыба и из этого водоворота. Для того, чтобы сходу угодить в новый. Ну что же, жизнь у нас такая…

Справляемся же как-то.

Рыба

Здешнее полосатое небо угнетало неимоверно, ребята говорили, что привыкаешь, но по-моему они просто медленно сходили с ума. Я бы точно сошла.

Главное, что эти светящиеся полосы ещё и плывут, и ворочаются…

В общем, я по возможности старалась днём оставаться под крышей. Тем более, что прикорнуть лучше было днём. Днём Дину был поспокойнее. Ночью начинал метаться.

Несколько раз мне казалось, что — конец. Всё расползается, как загноившаяся рана. Но каждый раз как-то удавалось удерживать ситуацию, замирать на самом краешке и потом отползать, отползать — и снова срываться. И снова удерживаться.