Весенние ливни

Сосновский почувствовал благодарность к ней и за ее слова, и за всё, что делала она для него во время болезни. Подумалось: если б не Дора, то и Димин был бы с ним более непримирим, прямолинеен.

— Постоят? — переспросил он.— Тем лучше…

Дора улыбнулась. Улыбнулся и Сосновский. Потом раскланялся. Однако, дойдя до двери, постоял потерянно и, вернувшись, позвонил домой, чтобы обедать его не ждали.

5

Прошла неделя. Сосновский прожил ее в тревожном состоянии духа. Но в то же время что-то у него улеглось, приходило в норму. По дороге на завод он увидел обветренных, шоколадных, с рюкзаками пионеров, шедших в туристский поход, и вспомнил жену. Но тоски не ощутил и, отметив про себя это, не то удивился, не то обрадовался. Он явно освобождался от ее цепкой власти.

Кроме того, образ Веры представлялся уже иным — в нем оставалось только хорошее. Вера, как казалось уже, была просто заботливой, самопожертвениой матерью, любящей и преданной женою. В ней горел какой-то женственный огонь, делавший ее обаятельной, красивой. И теперь это стало сущностью Веры. Плохое же, досадное забылось, стерлось.

На завод Сосновский приехал в настроении, когда тянет поделиться с другими своей, пусть и не совсем еще ясной для тебя утехой. Встретившись около заводоуправления с Шарупичем, он неожиданно остановил его первый.

— Как дела, Сергеевич? — заговорил он, не зная еще, что скажет после этого, но веря, что должен с ним поговорить.

Еще вчера Сосновский избегал таких встреч, а если и встречался, разговаривал суховато и о сугубо деловых вещах. Сегодня же Михал вдруг показался ему именно тем человеком, с которым можно было поболтать обо всем и который, несмотря ни на что, поймет, разделит твое настроение.

— Вчера ездил в лагерь к Соне и Леночке,— сообщил Сосновский, желая в чем-то угодить собеседнику.— Загорели, как цыганята!

— Стало быть, здоровы,—просветлел Михал.

— Дневальные, порядок. Меня лишь в положенное время пустили. Куда это вы паки собрались?

— К вам,— посерьезнел Михал.— Тут, Максим Степанович, люди приходили. Говорят, что дело с доводкой опять не ладится. Приезжал Ковалевский — загорелись, прошло время — снова остыли.

— А именно?

— С конструкторами неразбериха. Одни и те же занимаются и текущими вопросами и опытными машинами. Силы, внимание распыляют.

Это была правда, и правда обидная. Подумалось: Ковалевского Шарупич вспомнил неспроста, и правильно, что вспомнил.

— Бывает, Сергеевич... Ладно, рассмотрим и порешим что-нибудь с директором.

— А может, зараз пройдем в конструкторокое и экспериментальный?

— Сейчас?

— А к чему откладывать?

Это было скорее требование, чем просьба, но тон, каким оно было высказано, понравился Сосновскому. Он достал из кармана портсигар, взглянул на листок с распорядком дня и взял Михала за локоть.

— Ну что ж, двинули…

В экспериментальном цехе — чистом, светлом, похожем на лабораторию, бригада сборщиков хлопотала возле опытной машины. Неподалеку, наблюдая за их работой, стоял начальник цеха — худощавый, седой, с постным, усталым лицом.

Заметив главного инженера и Шарупича, он издалека кивнул им, но с места не тронулся.

— Очередной даем! — показал на самосвал, когда те подошли.— Рождается в муках, как человек. Добро хоть, что не кричит.

— Зато мы пришли кричать,— сказал Сосновский.

— Чувствую. Начинайте. Шарупич, очевидно, и домой заявляется, только когда там неполадки. Сознайся, Михал Сергеевич.

Михал промолчал, не принимая шутки. Не поддержал ее и Сосновский.

— Плохи дела,— констатировал он.— Что будем делать?

— Работать,— флегматично ответил начальник цеха.— Вернее, ломать. Нам ломать надо, Максим Степанович! А как ты это делать будешь, если очередную деталь неделями, а то и месяцами приходится клянчить. Экспериментальная база вот как нужна! — Он черкнул себя по шее.— И я, вообще, создал бы ее одну во всебелорусском масштабе, так сказать. Чтобы база была базой, а не кустарной мастерской. Чтобы не только над очередным образцом можно было танцевать, а и разрабатывать проблемы перспективного автомобиля. Неважно, что знакомая дорога всегда кажется короче. Хватит, выросли, по-моему.

— Все это, возможно, и интересно,— разделил его мысли Сосновский, но увести себя в область общих рассуждений не дал.— Напишите в Совнархоз, обоснуйте. Но что делать нынче? Пока база будет создана, наши новые машины тоже устареют.

— Нажмите на цеха, которые производят для нас узлы,

— Нет, а сами вы что будете делать?

— Пусть выделенные конструкторы занимаются только опытными машинами.

— Я спрашиваю о вас.

Начальник цеха поднял недоумевающие глаза на Михала, чье присутствие, видимо, и делало Сосновского таким настырным, и неожиданно улыбнулся, как улыбаются близорукие люди — наивно, немного виновато,

— Понятно, товарищи, понятно. Я попросил бы, чтоб зашли завтра. А я тут еще раз обмозгую…

— Кстати, Димин передавал, что Ковалевский ставит этот вопрос в горкоме,— сказал Михал,— А там не больно попросишь подождать.

— Понятно…

Сосновский переглянулся с Михалом, и во взгляде, которым они обменялись, было согласие — какое-то легкое, желанное обоим.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1