Весенние ливни

Праздники бывали разные, но такого еще не было — завод чествовал свою зрелость. Необычность, значительность события сказывались и на общем настроении — все работали легко, весело. Но одновременно все с нетерпением ждали обеденного перерыва.

Едва прогудел гудок, как Лёдя, Кира и Прокоп оказались за воротами цеха. До заводской площади было порядочно. Хотелось попасть поближе к трибуне, видеть и слышать ораторов, и они побежали, немного стыдясь своего легкомыслия.

Рабочие на митинг валили дружно, и над площадью уже витали разноголосый гам, музыка. Но Кире поручено было выступать, и, ссылаясь на это, они пробрались в передние ряды.

— Смотри, не спутайся,— напутствовала ее Лёдя на прощание. — И о нас не забывай. Как вспомнишь, дотронься до кофточки. Никто не догадается, а мы поймем, ступай!

На обтянутой кумачом трибуне Лёдя увидела Ковалевского, директора завода, Димина, отца, Сосновского. Когда к ним поднялась Кира, Михал поставил ее перед собой, подле самых перил, наклонился и что-то зашептал на ухо. Кира, растерянно отыскивая глазами своих, кивнула ему в знак согласия, и краска стала проступать на ее щеках.

— Переживает,— сочувственно промолвил Прокоп, вытирая платком вспотевшие ладони.

— Она всегда так, покуда говорить не начнет,— успокоила его Лёдя,— так и в школе на уроках было.

— Ну, если собьется… Дам!

Вокруг покачивалось море голов — непокрытых, в платках, в кепках и шляпах.

Неизвестно как и откуда, сзади появился Евген. Обхватив Лёдю с Прокопом за плечи, еерьезно сказал:

— Сто тысяч, а! Вы представляете такую колонну? — и без всякой связи добавил: — Дора Дмитриевна предложила мне возглавить плавильное…

— Поздравляю,— бросил Прокоп, не спуская глаз с Киры.

— Же-е-нечка! — чуть не присела Лёдя,— Ну какой из тебя начальник?

— Вот я и кумекаю — какой?

— Ты даже командовать не умеешь.

— А ты думаешь, это главное?

Ему не успели ответить. Музыка словно захлебнулась. Как по сигналу, стал стихать людской гомон, и в наступающей тишине послышался рокот мотора. Он приближался, креп. Лёдя поднялась на цыпочки и повернулась к центральной аллее, куда теперь смотрели все.

К площади медленно приближался МАЗ-205. Густо-вишневый, с гирляндами цветов на кабине, с флажком и солнечными зайчиками на радиаторе. В кузове, приветствуя собравшихся на площади, ехали сборщики с заводским знаменем.

Их встретили рукоплесканиями. Оркестр грянул туш. Музыка и аплодисменты заглушили шум мотора, и Лёде почудилось, что самосвал тихо, как по воде, подплывает к трибуне.

— Красавец! — похвалил Евген, хлопая в ладоши.— Хотя немножко всё и помпезно. Любим мы это.

Из кабины вылез начальник сборочного цеха и четким, воинским шагом направился к трибуне. Был он подтянут и чуточку бледен. Лёдя, следившая за ним и каждым его движением, заметила, как дернулся у него кадык.

— Разрешите доложить, товарищи! С главного конвейера сошел стотысячный автомобиль,— отрапортовал он, подойдя к микрофону.

Его слова потонули в аплодисментах.

Все было торжественно, парадно: и рапорт начальника цеха, и открытие митинга, и государственные гимны. Лёдя вбирала это в себя, и душа у нее трепетала. Теперь она стояла между Прокопом и Евгеном, держа их под руки и приседая от наплыва чувств.

Ей снисходительно улыбались, но замечаний не делали, хотя считали не худо бы быть более сдержанной. Прокоп, хмурясь, поглядывал на Киру и старательно, подавая пример, аплодировал, будто опасаясь, чтобы кто-либо не превратил его праздник в потеху. Евген же вообще был охвачен думами. Он притих и, кроме красавца-самосвала, мало что замечал.

— Цэка поздравление прислал,— негромко сказал он.— Это очень важно. Награждения, понятно, будут, шум…

Прокоп бросил на него отчужденный взгляд и зааплодировал сильней.

— Да замолчи, Женя! — попросила Лёдя. — Кирина очередь подходит…

К микрофону боком приблизилась Кира. Поправила челку на лбу и несмело взялась за край трибуны, словно за парту.

— Сейчас дотронется,— взволнованно предупредила ребят Лёдя.— Ну, дотронься, Кирочка, ну!

Но Кира смотрела куда-то далеко и вряд ли помнила о друзьях. Подавшись чуточку вперед, набрала воздуха.

— Дорогие товарищи!..— Голос у нее сорвался, но тотчас окреп, зазвенел.— Этой победой гордятся все. Я на заводе недавно, как и многие. Но мы теперь тоже рабочие и тоже гордимся! Разрешите мне поздравить вас и передать большое спасибо…

Заканчивая, она все же вспомнила про уговор, торопливо коснулась блузки и уступила место широкоплечему гостю-горняку, который стал рассказывать, как работают МАЗы на криворожских рудниках.

— Зараз, верно, Шарупич выступит,—услышала Лёдя чей-то голос.

Она хотела оглянуться, но горняка уже сменил отец. Морщины на его лице разгладились, и он протянул руку с кепкой к вишневому самосвалу.