— Слушай, Кашин, — поправив фуражку, устало произнес Юрий,— лучше не трогай меня. Это же конец твой будет!.. — И вдруг осекся. То, что он увидел, заставило его забыть и Севку и парня: в одном из освещенных окон Шарупичевой квартиры появились Тимох и Лёдя. Махая кулаком, Тимох тянулся к девушке и что-то убежденно доказывал ей.
«Вот и все,— с отчаянием подумал Юрий.— Хоть бы уехать куда, чтобы глаза не видели. Пускай на целину, на край света, к черту!.. Подам заявление…»
Подумалось, что люди вообще, на поверку, коварные и жестокие. Они выгадывают, чтобы хорошо было лишь им самим. А если и не стремятся к этому сознательно, все равно у них получается так. Чего понадобилось Тимоху от Леди? Разве он не знает, что его товарищ любит ее? А сама Лёдя? Как это подло… Отец и тот бросил его, Юрия, разбил семью и живет с другой, молодой, не слишком заботясь о сыне, хоть, как говорит мать, шагу не ступит без высокого слова… Такие все, все!..
Когда он через минуту опять поднялся, Севка с парнем не тронули его. Только засмеялись, затопали ногами, будто гнались за ним. Но Юрий не оглянулся, а возможно, и не слышал этого.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Наладчики давно сменили модели на машинах, бригада осмотрела рабочее место и приготовилась работать, а Комлика не было. Вчера на общем собрании литейный цех взял обязательство выполнить сменную норму за семь часов, и это особенно заставляло беспокоиться.
— Неужто опоздает? — не обращаясь ни к кому, спросил Прокоп Свирин и плюнул.— Вчерась, говорили, не заходя домой, покатил за досками в свою деревню. Ненасытный какой-то! Мало ему выходных дней…
Он сказал «опоздает», но Лёдя и Трохим Дубовик поняли: Прокоп опасается большего. Отмена указа об ответственности эа прогулы ослабила дисциплину, но директор издал приказ: рабочий, совершивший прогул, закрывает себе доступ на завод — и это выполнялось неукоснительно. У Комлика был счастливый талант формовщика, делавший работу спорной, веселой. Он сердцем чувствовал машину, и все на диво ладилось у него. Все в бригаде были его учениками. И хотя Комлик частенько нещадно ругался, любил выпить за чужие деньги, был бесцеремонным в этом отношении, его уважали. Высоко ценят в рабочем коллективе талант и многое прощают за него.
Прогудел гудок. Над подвалом погас красный огонек — Эпрон-конвейер был готов принимать отливки.
— Всё — опоздал! — пожалел Прокоп и сорвал с головы похожую на берет кепку без козырька.— Попробуй выполни тут норму за семь часов. Вот что ненавижу, так ненавижу!..
Но в это время в пролете показались Комлик и Михал. Они шли торопясь, о чем-то крупно разговаривая. Лёдя заметила, что Комлик выпил или, в лучшем случае, с похмелья. Полное лицо его было помятым, воспаленным. Кожа словно стала тоньше, и сквозь нее проступали нездоровые красные пятна.
— Принимайте бригадира,— насмешливо сказал Михал.
— Какое вам дело до этого, тятя? — отворачиваясь, точно ее обидели, спросила Лёдя.
— Ничего, работать он может. А заводу не с ним прощатьея,— урезонил ее Михал.— Поставьте, где полегче. А потом поговорим…
— Спасибо, Михале,— пробормотал Комлик, встряхнувшись.— И надо же было: поехал за лесом, а попал на свадьбу, пусто бы ей! А тут еще у попутной машины баллон спустил.
— Ладно, ладно, начинайте вот…
Комлик стал на место Лёди, Прокоп заменил бригадира. Надев фартук, рукавицы, Лёдя ступила на помост прежде недоступной и желанной машины низа. Неуверенно взяла пневматическим подъемником опоку, подтянула ее и поставила на стол. Потом включила машину и почувствовала, что ее дрожание передалось руке и током потекло к сердцу.
— Смелей! — крикнул Прокоп.
Не взглянув на него, Лёдя дернула за рычаг. Из люка, поблескивая, сыпанула черная, зернистая земля. Лёдя с нетерпением выждала, пока она с верхом наполнила опоку, и закрыла люк. Подражая Прокопу, только более суетливо, разровняла землю, положила сверху щиток и охватила опоку зажимами.
Вот и та операция, которую она еще не делала на своей машине,— переворот стола. Зная, что ничего не случится, и все-таки боясь, что земля высыплется, Лёдя перевернула стол, включила пресс и с облегчением оттолкнула ногой опоку с готовой нижней половиной формы. Железный ящик послушно покатился по роликам к Прокопу и сборщику, а Лёдя вдруг почувствовала, сколько сил ей это стоило. Захотелось хоть малость постоять. Но она только перевела дыхание и нагнулаеь за новой опокой.
Вторая форма далась легче.
Постепенно входя в ритм, Лёдя приободрилась. Появилась возможность работать и думать. Ритм как бы подчиняя себе девушку и нес, нес ее. Появилось чувство машины, так необходимое формовщику, а вместе с ним и уверенность. Руки стали делать, что требовалось, сами собой.
Разлад в работу вносил разве Комлик, часто выбивавшийся из ритма. Но радость, что ощущала Лёдя, порождала желание любить всех, и Лёдя старалась не обращать внимания на эту помеху.
Неожиданно подошел Кашин с мастером. Поднял руку, приказал, чтобы работу приостановили.
— Комлик! — как на перекличке, позвал он.