У матери гостила Кашина. Развалившись на стуле, она ела яблоко и с удовольствием выкладывала новости. Стараясь остаться незамеченным, Юрий шмыгнул в свою комнату, но и туда долетал зычный голос Татьяны Тимофеевны.
— Вернулся вчера.— скороговоркой сообщила она о директоре завода, воздерживаясь, однако, от комментариев и ожидая, как отнесется к ее словам хозяйка.— Говорят, на ТУ-114 прилетел. Привез теплый пуховый платок с золотой ниткой. Часы с браслетом. Чудо, Верочка! Старшую дочку, что в Московском университете учится, за чеха выдают. Так и ему привез подарки. Но мой Кашин не очень это последнее одобряет...
Юрий закрыл плотнее дверь и упал на диван. Как им не надоест переливать из пустого в порожнее? И как вообще они могут заниматься никчемными пересудами, когда на свете есть солнце, ветер, Лёдя?
О, как он любит ее! Пусть только прикажет — Юрий готов целовать следы ее ног, ему нисколько не будет стыдно. Он сделает все, что она ни захочет, даже если бы это стоило жизни.
Но странно, мысль, что он будет делать с этой любовью, не приходила.
— Юрик, ты здесь? — приоткрыв двери, заглянула в комнату Татьяна Тимофеевна.— Сева письмо прислал. Пишет, что служит где-то совсем близко. Ты слышишь? Просит передать тебе привет.
— Спасибо,— равнодушно поблагодарил Юрий, и смутная тревога вдруг овладела им. Но он отогнал ее и снова стал думать о Лёде, о том, что мог бы сделать для любимой девушки, если потребуется.
Тем временем Лёдя трунила над Евгеном — оставаться незаметной было выше ее сил. Обложившись книгами, сердитый и усталый, тот сидел за столом и готовился к государственным экзаменам. Ему, конечно, было не до Лёдиных дурачеств, но сестра липла к нему, и Евген нет-нет и вынужден был отвечать на ее вопросы.
— Почему ты не женишься? — приставала Лёдя, как бы нечаянно кладя ладонь на страницу учебника.— Ну скажи! Что тебе, жалко?
— Отцепись,— просил Евген и отодвигал ее руку.
— Нет, серьезно. Неужели сердце у тебя железное?
— Спектроскопические исследования показывают, что у всех даже в сердце есть медь, алюминий, железо. В твоем — то же самое.
— Глупости! А знаешь ты, что Рая начала бегать за тобой? Теперь девчата не особенно стесняются. Вашего брата, говорят, меньше. Ты ей очень понравился, когда по-рыцарски спускал с лестницы Севку. Очень, говорит, благородно выглядел. Дора Дмитриевна и та зачастила к нам. Не заметил? Да и сам ты что-то вздыхать начал.
— Иди лучше погуляй…
Лёдя замолкала, но через минуту как ни в чем не бывало спрашивала снова:
— Женя, а почему кошки рыбу любят? Ну, скажи. Ты же все знаешь.
Терпение у Евгена лопалось.
— Плохо, если человек всем доволен. У него тогда и желание только одно — пусть будет так, как есть… А ты до неприличия довольна собой и всем. Смотри, самого Севку перещеголяешь.
Но и это не остановило Лёдю. Она взлохматила Евгену волосы и побежала переодеваться.
Первым на свидание пришел Юрий. Он надел новый костюм, и когда мать, провожая его, спросила, нравится ли ему обновка, покраснев от удовольствия, смущенно признался:
— По-моему, красиво до нахальства!
Костюм и вправду был сшит со вкусом и сидел хорошо. Юрий в нем сам себе казался красивым, ладным. Когда появилась Лёдя, он уверенно взял ее под руку и потянул к знакомому мостику на шоссе, а затем и дальше — к дорогим березкам.
Что привлекало их там? Скорее всего, что березки хранили их тайну, что там и Лёдя и Юрка уже были счастливы. А такие места, как известно, сами по себе имеют власть над людьми.
Шли быстро, точно куда-то спешили, и вовсе было не похоже, что они гуляют. Сердце у Юрия, казалось, росло, распирало грудь. Хотелось петь и как можно ближе чувствовать Лёдю.
Придя к знакомой березке, они прислонились к ее стволу и замерли, будто к чему-то прислушиваясь. Небо, верно, затянули тучи, над головой не мерцала ни одна звездочка. В туманных потемках нельзя было определить, где кончается земля и начинается небо. Рассеянный свет шел только от завода и городка — от всегдашней россыпи золотых, трепетных огней.
— Люблю это сияние,— восхищенно, но как бы по секрету сказала Лёдя.— Я заметила его еще тогда… помнишь? Правда, прелесть?
— Так себе,— хрипловато проговорил Юрий, не очень понимая смысл ее слов.
— Почему так себе? Неужели тебя не трогает? Наш Трохим Дубовик тоже не обращает внимания ни на что. Картины, книги для него забава. Он не верит и представить не может, что ими серьезно увлекаются, что без них нельзя…
— Но и радоваться смешно всему, как Соня с Леночкой,— недовольный тем, что Лёдя много говорит, возразил Юрий.
— Не понимаю.
— Им всё чудно! Сегодня хвалились, например: «А нам после уроков будут уколы делать!» И радуются, радуются.
— Ну, сравнил тоже. Ты погляди, погляди назад на небо…
Он снял пиджак, бросил под березку, сел и за руку потянул к себе Лёдю. Она послушно опустилась подле и позволила обнять себя.