Вещная жизнь. Материальность позднего социализма

Известный русский режиссер Андрей Кончаловский, например, описывает дверь советского подъезда как «что-то загаженное ‹…› а то и вовсе сгнившее», так как его социальный статус постсоветского интеллигента предполагал определенную эстетическую политику, проявлявшуюся в том числе в брезгливом отношении к советским проходным пространствам[283]. У разных социальных групп советские подъезды, дворы и улицы вызывали разные эмоции. Негативное восприятие, например отвращение и страх, советской и постсоветской интеллигенции объясняется неспособностью таких пространств выполнять чисто практические функции, обеспечивая беспрепятственный поток тел в советском городском пространстве. Лестничные площадки и темные подворотни притягивали разные группы людей. Те, кто проводил свободное время в такого рода пространствах, действовали наперекор стремлению чиновников и интеллектуальной элиты к рациональной организации советского общества как в пространственном (планировка города), так и во временном (досуг) плане. У людей, населявших советские проходные пространства, со своей стороны, сформировалась к ним эмоциональная привязанность совершенно иного свойства. В этой главе я утверждаю, что на культурном уровне описанная ситуация выливалась в разные модусы эмоционального взаимодействия с советскими подъездами, дворами, улицами и другими подобными пространствами. Позиция Кончаловского, выдающегося представителя русской творческой интеллигенции, участвующего в производстве культурного знания, позволяла ему делать обобщения («для советского гражданина»), которые скрадывали социальные противоречия, порождаемые советскими проходными пространствами, и проецировали один конкретный модус эмоционального взаимодействия – отвращение и страх – на коллективное сознание в целом[284]. В данном случае я развиваю один из ключевых тезисов, сформулированных Мишелем Фуко в ходе знаменитых дебатов с Ноамом Хомским: за любой системой знаний стоит некая политика, состоящая в том, чтобы «формировать базу для власти определенного социального класса и исключать возможности для власти другого»[285]. Археология советских подъездов и улиц, к которой я обращаюсь в этой главе, прослеживая их характеристики в письменных и визуальных источниках, позволяет составить представление о политике советских проходных пространств и их роли в формировании советских людей как на телесном уровне, так и в плане осознания своего «Я».

Очерк советского подъезда

В ноябре 1955 года ЦК КПСС и Совет министров СССР приняли совместное постановление «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», ознаменовавшее радикальную перемену в жилищной политике. На смену «сталинскому ампиру», в русле которого вместо массового строительства возводились единичные здания, отличавшиеся внешней помпезностью, пришел новый градостоительный курс, ориентированный на массовую типовую застройку. В следующие пять лет была разработана и опробована конструкция пятиэтажного дома, объявленная стандартом всесоюзной строительной программы. За несколько десятилетий по всему Союзу появились десятки тысяч новых многоэтажных домов однотипного современного и практичного дизайна – хрущевок (именно Никита Хрущев стал инициатором программы массовой жилищной застройки). К началу 1970‐х годов в крупнейших городах СССР на смену хрущевкам пришли панельные дома в девять и более этажей. Однако в небольших городах пятиэтажные дома разных конструкций, включая модифицированные хрущевки, оставались основным типом застройки вплоть до распада Советского Союза[286]. Благодаря масштабной жилищной программе за 1956–1966 годы почти половина населения СССР получила от государства возможность переехать в более комфортные дома[287]. В следующие годы финансируемая государством строительная программа развивалась не менее впечатляющими темпами: в период с 1966 по 1980 год еще сто шестьдесят два миллиона людей, то есть три пятых всех советских граждан, получили более комфортное жилье[288].

Разным типам современных советских многоэтажных домов была присуща одна важная общая черта – чтобы расширить жилое пространство, архитекторы сводили к минимуму площадь зон общего пользования: подъездов, коридоров, лестничных площадок. Например, хрущевка представляла собой пятиэтажное здание с четырьмя или более подъездами. Заходя в подъезд, жильцы и гости поднимались на одну из пяти тесных лестничных клеток (примерно два метра в ширину и чуть более метра в длину), куда выходили двери четырех квартир. Между этажами тоже располагались лестничные площадки, соединявшие два лестничных пролета (ил. 4.1). Подъезды делили новые советские многоэтажные дома на вертикальные сегменты, соединенные лишь двором. Позднее появились дома с более просторными квартирами и зонами общего пользования, но сама тенденция делить их на узкие и не сообщающиеся друг с другом подъезды сохранилась.