Пространства общего пользования в новых многоквартирных домах выполняли сугубо утилитарную функцию – примечательная черта постсталинской массовой застройки и сознательное решение советского руководства и архитекторов. В 1950‐е и 1960‐е годы участники профессиональных и публичных дискуссий вокруг программы массового жилищного строительства недвусмысленно отвергли (точнее, отложили на неопределенный срок – до наступления коммунизма) конструктивистскую идею «домов-коммун» с общими кухнями, столовыми и помещениями для проведения досуга, тогда как частное пространство ограничивалось отдельными спальнями[289]
. Новые дома, наоборот, были задуманы так, чтобы разместить в них как можно больше отдельных квартир, расширяя жилое пространство за счет коридоров, подъездов и других общих зон. Такое решение не означало отказа от ценностей и идеалов коммуны в планировке советских городов. Хотя на уровне отдельных квартир эти идеалы не пытались воплотить в жизнь, их перенесли на более крупные участки города – микрорайоны. С конца 1950‐х годов микрорайоны считались базовыми структурными единицами планирования советских городов; жилые дома соседствовали в них с общественными учреждениями. Микрорайон как концепция, определявшая планирование городского пространства, отражал рационалистический подход к распределению свободного времени советских граждан: дом-коммуна словно разрастался до размеров района[290]. Предполагалось, что библиотеки, кинотеатры, клубы, спортзалы и стадионы, кафе и другие советские «учреждения культуры» брали на себя обязанность заполнять досуг как несовершеннолетних, так и взрослых советских граждан, сплачивая их в коллективы и служа средоточиями коммунистического воспитания[291]. Что касается нежилых пространств: подъездов многоэтажных домов, дворов и других прилегающих территорий, – их проектировали исходя из чисто практических соображений, чтобы людям было удобно проходить к себе домой и выходить на улицу. Иначе говоря, новые микрорайоны призваны были модернизировать советское общество, предлагая гражданам современный образ жизни с личным жилым пространством и рационально организованными общественными местами. Нередко их символически строили на месте обветшалых бараков сталинской эпохи, наглядно демонстрируя, что правительство выбрало новую, ориентированную на граждан модель социализма[292].Вслед за Олегом Хархординым многие исследователи, изучающие постсталинский Советский Союз, утверждают, что масштабная жилищная реформа, сопряженная с массовым переселением людей из коммунальных в новые отдельные квартиры, не означала, что частная сфера возобладала в СССР над коллективистскими ценностями. Новые жилища оказались рубежом, где советская власть попыталась установить новые, менее явные и прямолинейные формы социального контроля[293]
. Особенно это касалось социальной инфраструктуры новых микрорайонов, задуманной с прицелом на «идейно-воспитательную работу по месту жительства»[294]. На институциональном уровне новая попытка регулировать жизнь общества нашла отражение в появлении районных жилищно-эксплуатационных контор (ЖЭКов), учрежденных постановлением Совмина СССР от 25 марта 1959 года № 322 «О мерах по улучшению эксплуатации и сохранению государственного жилищного фонда»[295]. ЖЭКи отвечали прежде всего за обслуживание и содержание многоквартирных домов и инфраструктуры своего микрорайона. Кроме того, они обязаны были следить за порядком среди населения соответствующего района[296]. Как учреждения, занимавшиеся большинством аспектов повседневной жизни в нерабочее время, ЖЭКи были уполномочены государством заглядывать в самые интимные уголки быта советских людей. Владимир Ладыгин, работавший в 1972–1981 годах заместителем министра жилищно-коммунального хозяйства РСФСР, в мемуарах не без основания заметил, что «от рождения до самой смерти человеческая деятельность находилась под внимательным наблюдением этого министерства [жилищно-коммунального хозяйства] и его структур в каждом городе и населенном пункте»[297].