Вещная жизнь. Материальность позднего социализма

История юных культуристов из Люберец в контексте этой главы интересна прежде всего тем, что все ее участники: спортсмены, журналисты, осуждающие или восхваляющие люберов, местные власти, партийные работники и милиция, советские офицеры – сознавали ключевую роль материальных предметов (силовых тренажеров, или «железа», как их именовали в среде тяжелоатлетов) и инфраструктуры (подвальных спортзалов) в формировании тела и личности советского человека. Противники культуризма боялись, что «железо» (в данном случае предметы и оборудование, позволяющие накачать мышцы) и «подвалы» наделяют подростков из рабочих семей, живущих на городских окраинах, силой, с помощью которой они могли вызвать негативные социальные изменения. Перспектива возрождения эталона советского человека усилиями армии подпольных культуристов и тяжелоатлетов воплощала худшие опасения ориентированной на Запад интеллигенции. Культуристы и их защитники, наоборот, связывали мускулистое тело с образом настоящего гражданина («люблю свою Родину», если использовать процитированные слова любера). В их глазах подвальные спортзалы служили средством обрести «силу, здоровье, уверенность в себе» – качества, накладывавшие на тело буквально, в виде мышечного рельефа, физический отпечаток, свидетельствовавший о готовности служить своей стране. Разница между критиками и приверженцами культуризма состояла не в сущности, а в отношении; обе группы понимали, что взаимодействие «железа», подвалов и тел порождает социальную силу, но расходились во взглядах относительно того, как расценивать тела и поведение, выкованные «железом» и подвалами – как норму или как отклонение.

В этой главе я прослеживаю историю взаимодействия железа, подвалов, физически неполноценных или мускулистых тел, а также социальных смыслов, сопряженных с ними в контексте позднесоветской культуры. С самого рождения советского государства за железом, как и за сталью, его сплавом, в советской культуре прочно закрепилась функция эффективных инструментов для создания образа нового социалистического человека. Алексей Гастев, горячий сторонник научной организации труда и видный поэт-авангардист, в конце 1910‐х годов и в 1920‐е много писал о постепенном слиянии каждого отдельного и коллективного социалистического тела с машинами. В стихотворении «Мы растем из железа» (1923) Гастев описывал, как тело сливается в единый сплав с металлом, обрабатываемым на заводе. В книге «Металл вместо плоти» (Flesh to Metal), всесторонне исследуя «алхимию революции», Рольф Хеллебаст подробно разбирает, как «превращение тела революционера в металл» стало одной из центральных тем раннесоветской культуры. Металл выступал как выразительный символ воображаемой переплавки органического, упадочного буржуазного общества в коммунистическую утопию стали и механизмов[367]. Такая символика обладала отчетливыми гендерными коннотациями, поскольку в современных культурах железо и сталь на метафорическом уровне означали превращение органического мира, ассоциируемого с женственностью, иррациональностью, мягкостью, пассивностью и упадком, в мир металлический и механический, то есть мужественный, рациональный, стойкий, прочный, сильный и здоровый[368]. Однако в сталинскую эпоху союз между железом и советскими людьми, о котором мечтал Гастев и другие авангардисты, оставался в основном номинальным, выразившись в традициях наречения кораблей, самолетов и других типов машин. Советский агитационный самолет АНТ-20, крупнейшее воздушное судно 1930‐х годов, носил имя «Максим Горький», а две серии тяжелых танков (КВ и ИС) была названы в честь Клима Ворошилова и Иосифа Сталина; советские торговые и военные корабли тоже массово нарекали именами известных революционеров, русских и зарубежных.

Во второй половине ХХ века такого рода риторика и образы вызывали все больше споров. Позиция Михаила Геллера, критиковавшего советское общество за механистичность, как и расцвет движения за сохранение архитектурных памятников, описанные в первой и третьей главах этой книги, объяснялись в целом скептическим отношением советской интеллигенции к модернистскому дискурсу и представлениям о Советском Союзе как передовом государстве. Вместе с тем железо в советской культуре оказалось еще теснее связано со здоровьем и силой благодаря распространению сведений о медицине и физической культуре. Сплав железа и тела, ранее воспринимаемый как метафора, воплотился в пациентах Гавриила Илизарова, прославленного советского медика, и Валентина Дикуля, циркового артиста и специалиста-самоучки, предложившего собственную методику медицинской реабилитации, а также в советских культуристах. Эти явления объединяла вера в неограниченные возможности человеческого тела в плане физического восстановления и развития.

Железо как лекарство