Вещная жизнь. Материальность позднего социализма

То, что скептики и критики советского культуризма принимали за возведенный в норму эгоизм, на деле оказалось новой, более тонкой, ненавязчивой и современной формой самоконтроля, позволявшей управлять телами и лояльностью людей. Новая, более индивидуалистическая модель советского самосознания вступала в конфликт с коллективистской культурой тела, унаследованной от 1920‐х и 1930‐х годов, но, тем не менее, оставалась советской. По сравнению с массовыми видами спорта, такими как бег или лыжные гонки, популяризации которых способствовало государство, культуризм – благодаря силе железа – давал более ощутимый результат, преобразуя тело в соответствии с транснациональными стандартами хорошей физической формы. К тому же он не требовал развитой спортивной инфраструктуры, которой не мог похвастаться Советский Союз, особенно в заводских районах и маленьких городах. Культуризм предоставлял уникальную возможность преодолеть это препятствие и сформировать советское тело вне государственных институтов. Такая установка нашла отражение уже в базовой рекомендации советских приверженцев культуризма: сделать тело идеальным можно в домашних условиях. Тэнно и Сорокин подчеркивали, что поднятие тяжестей необязательно требует специальной инфраструктуры, так как «железо» превращает в спортзал любое помещение[476]. Подвалы оказались удобным решением в ситуации, когда доступ к государственной спортивной инфраструктуре отсутствовал в силу объективных или административных причин, но, в принципе, и любое другое помещение также можно было превратить в зал для занятий культуризмом с помощью кустарного оборудования[477].

Важно подчеркнуть, что, оздоровляя и укрепляя тело с помощью железа, советские люди проявляли специфический тип заботы о самих себе. Советский культуризм действительно впитал господствующие представления о маскулинности и гражданственности, но созданные им тела являли собой результат длительной, трудоемкой и утомительной работы над собственной физической формой. Работа над собой и вера в себя играли важную роль в методе Илизарова и составляли необходимое условие лечения по Дикулю. В позднесоветскую эпоху благодаря нарративам и образам, связанным с «киборгами» Илизарова, пациентами Дикуля и рельефной мускулатурой юных советских культуристов, опыт энергичного формирования собственной личности проник в советскую культуру тела. Илизаров и Дикуль неоднократно отмечали, что благодаря их методам недавние инвалиды полноценно включаются в жизнь общества, а советские культуристы, в свою очередь, утверждали, что воплощают социальную норму. Но в каждом из этих случаях человеческое тело олицетворяло новый тип нормальности, где источником социальной значимости оказывался не социалистический коллектив, а потенциал материальных предметов. Привязанность советских людей к железу порождала гибридные личности, чья идеологическая структура была несоизмерима с телесным опытом.

Глава 6. Обыденное и паранормальное в советском телевизоре

Мы обмануты повседневностью вторжения телевидения в нашу жизнь. Мы согласны принять его, как приняли в свое время появление спичек, электрической бритвы, машинки для очинки карандашей. Мы водружаем светящийся ящик в десяти сантиметрах от швейной машины и уютно накрываем его салфеточкой. Теперь телевидение вроде домашней кошки. Оно привычно. Оно приручено. Оно представляется словно в прошедшем времени. Нам и в голову не приходит мысль, что мы всего лишь стоим на пороге только что начавшейся революции в средствах человеческого общения.

Сергей Муратов. Телевидение в поисках телевидения